Крестьянские идентичности в Бразилии и России

Abstract

Исчезновение крестьянства считается неизбежностью как с неолиберальной, так и  с  марксистской точек зрения. Однако в странах Глобального Юга крестьяне по-прежнему составляют существенную часть сельского населения и являются важными производителями сельскохозяйственной продукции. В Бразилии понятие «крестьянство» по-прежнему активно обсуждается как в академических кругах, так и в среде политики и  управления. В России же после непродолжительного всплеска интереса в первой половине 1990-х гг. тема крестьянства ушла на вторые роли и, можно сказать, стала почти что маргинальной. Причина такого различия состоит не в том, что Россия прошла модернизационный период, а Бразилия якобы еще нет, поэтому и разговоров о крестьянстве в последней больше. На самом деле, сельское хозяйство Бразилии – это технически и организационно развитая отрасль, благодаря которой Бразилия уже много лет является важнейшим игроком на мировых продовольственных рынках, на порядок опережая Россию по валовым показателям сельскохозяйственного экспорта. На наш взгляд, причина кроется не только в технической и организационно-производственной эволюции сельскохозяйственного производства, но и в борьбе за смыслы и определения, когда крестьянская идентичность становится предметом переопределения и уточнения границ и отношений с близкими ей понятиями, такими как фермеры и личные подсобные хозяйства. Вопросу крестьянской идентичности в Бразилии и России и посвящена данная статья. В статье бразильское и российское крестьянство рассматриваются с реляционной точки зрения. Реляционная социология предлагает уделять первостепенное внимание отношениям, нежели сущностям объектов. Подход с определением сущностей объявляется «субстанциалистским» и критикуется. Крестьянство, согласно субстанциалистскому подходу, должно обладать рядом атрибутов, которые и позволяют его идентифицировать и определять. Различные теории в рамках крестьяноведения акцентируют внимание на разных атрибутах: способе производства, классе, локальном сообществе, специфической культуре и т.п. Согласно реляционному подходу определения и границы задаются отношениями и связанными с ними нарративами, дискурсами и  фреймированием. В отличие от радикальных версий реляционного подхода мы считаем, что субстанциалистский подход все еще незаменим при обсуждении крестьянства, поэтому мы добавляем его реляционной составляющей. По нашему мнению, для понимания развития крестьянства в обеих странах следует дополнить «субстанциалистский» взгляд на крестьянство (будь то марксистский или чаяновский) «реляционной» интерпретацией, которая обращает внимание на социальное конструирование крестьянства как противостоящей агробизнесу идентичности, а также альтернативной фермерству и  личным подсобным хозяйствам. Как в Бразилии, так и в России группы сельскохозяйственных производителей, которых можно было бы по тем или иным основаниям причислить к крестьянству, играют заметную роль. В Бразилии фермеры (или, как их там называют, семейные фермеры) составляют значимую группу с точки зрения как производства, так и сельской занятости, и им уделяется отдельное внимание государством, которое инициирует специальные целевые программы поддержки. В России в 1990-х гг. важную роль в обеспечении продовольствием играли личные подсобные хозяйства населения, а зарождающееся фермерство было слабо и, казалось, обречено на исчезновение. Однако в последние годы фермерские хозяйства начали выходить на передние позиции, тогда как сельскохозяйственная активность личных подворий стагнирует. Для сравнения крестьянских идентичностей в Бразилии и России мы, во-первых, проследили истории крестьянства в двух странах, так как идентичности всегда прочно укоренены в прошлом. Во-вторых, мы рассмотрели, каким образом понятие «крестьянство» используется при формировании аграрной политики в Бразилии и России. Крестьянства Бразилии и России имеют разную историю, что, несомненно, сказывается на формировании крестьянской идентичности. Во-первых, несмотря на радикальные преобразования села в годы коллективизации, российское крестьянство хотя во  многом и изменилось, но не утратило свою идентичность: даже в советских официальных документах устойчиво использовался термин «колхозное крестьянство». В  Бразилии же, напротив, крестьянство изначально было сильно гетерогенной группой, а  борьба за идентичность никогда не прекращалась. Во-вторых, в постсоветской России термины «крестьянство» и «фермерство» никогда друг другу не противопоставлялись, часто употреблялись как синонимы (например, в законодательстве и государственной статистике), а  их определение не являлось серьезным политическим вопросом. В Бразилии термин «семейные фермеры» возник в качестве альтернативной социально-политической идентичности для мелких сельскохозяйственных производителей, в то время как понятие «крестьянство» использовалось только в академических кругах и левых социальных движениях, традиционно сильных в Бразилии. В-третьих, процессы дифференциации крестьянства происходят как в Бразилии, так и в России, однако ее результаты обозначаются по-разному: в Бразилии полюса обычно маркируются как «сельская беднота» и «семейные фермеры», а в России, как правило, говорят о фермерах и личных подсобных хозяйствах. В-четвертых, если в Бразилии крестьянство ассоциируется с левой идеологией и движениями, в России с 1990-х гг. нарратив о крестьянстве описывал его как капиталистического агента в виде аграрного предпринимателя. Что касается политической составляющей крестьянских идентичностей, то  в  Бразилии агробизнес, обычно противопоставляющийся в дискурсе крестьянам, пошел на  создание коалиции с частью наиболее экономически успешных фермерских хозяйств. В  России фермерство изначально получило имидж капиталистической альтернативы коллективным хозяйствам, однако позднее их стали противопоставлять уже «суперкапиталистам» в лице агробизнеса, с которыми у российских фермеров коалиции не сложилось. В Бразилии, в отличие от России, продолжается серьезная политическая борьба за крестьянскую идентичность, поскольку она используется различными социальными движениями как идеологический ресурс. В истории обеих стран активную роль в формировании крестьянских идентичностей играло государство. Сама концепция семейного фермерства была выработана в  Бразилии и завоевала популярность во многих международных организациях и странах, проникнув в том числе и в Россию. Данная идентичность традиционно противопоставляется агробизнесу. Несмотря на это, в обеих странах часть фермеров начинает приближаться к  агробизнесу с точки зрения своего способа производства и экономической логики хозяйствования. В России данное обстоятельство пока не оказывает влияние на  идентичности, тогда как в Бразилии это создает трудности для крестьянской идентичности, некоторые левые движения уже стали критиковать идентичность семейного фермерства и поддерживать иные идентичности, включая крестьянство как коллективного политического актора. Таким образом, мы продемонстрировали, что современное крестьянство является как отображением развития определенной производственной логики, воплощенной в различных группах сельскохозяйственных производителей, так и политической идентичностью, которая, прежде всего в Бразилии, все еще используется социальными движениями, которые критикуют современную концепцию фермерства. В России, где становление капитализма в сельском хозяйстве не привело к масштабным политическим конфликтам, термин «крестьянство» теряет свой объяснительный потенциал и  постепенно вытесняется термином «фермерство». Понятие «крестьянство» продолжает относительно активно использоваться только в определенных академических кругах.