Pub Date : 2023-01-25DOI: 10.18778/1427-9681.15.08
Ełona Curkan-Dróżka
Сергей Есенин – один из самых популярных русских поэтов в Польше. Интерес к его поэзии не угасает с момента появления первых переводов произведений Инония и Товарищ на польский язык в 1922 г. Несмотря на то, что вот уже на протяжении века литературное наследие Есенина профессионально исследуется польскими учеными, а также не перестает привлекать внимание реципиентов, в творчестве русского поэта продолжают оставаться лакуны, требующие изучения. Автор статьи исследует роль запахов в стихотворениях Сергея Есенина, учитывая их изменения на протяжении всех этапов творчества – от юношеских произведений до последних текстов. Данный подход дает возможность представить не только мировоззрение поэта, его глубокую связь с русской культурой, но и проследить отражение в творчестве индивидуальной языковой картины мира. В статье также представлен относительно новый взгляд на рецепцию поэзии Есенина в Польше, а именно особенности и сложности перевода на польский язык ольфакторных образов, используемых поэтом для передачи глубоких эмоций.
{"title":"Ольфакторий Сергея Есенина и особенности его воспроизведения в переводах на польский язык (на примере избранных произведений)","authors":"Ełona Curkan-Dróżka","doi":"10.18778/1427-9681.15.08","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.08","url":null,"abstract":"Сергей Есенин – один из самых популярных русских поэтов в Польше. Интерес к его поэзии не угасает с момента появления первых переводов произведений Инония и Товарищ на польский язык в 1922 г.\u0000Несмотря на то, что вот уже на протяжении века литературное наследие Есенина профессионально исследуется польскими учеными, а также не перестает привлекать внимание реципиентов, в творчестве русского поэта продолжают оставаться лакуны, требующие изучения. Автор статьи исследует роль запахов в стихотворениях Сергея Есенина, учитывая их изменения на протяжении всех этапов творчества – от юношеских произведений до последних текстов. Данный подход дает возможность представить не только мировоззрение поэта, его глубокую связь с русской культурой, но и проследить отражение в творчестве индивидуальной языковой картины мира. В статье также представлен относительно новый взгляд на рецепцию поэзии Есенина в Польше, а именно особенности и сложности перевода на польский язык ольфакторных образов, используемых поэтом для передачи глубоких эмоций.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"15 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2023-01-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"80476658","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2023-01-25DOI: 10.18778/1427-9681.15.11
Aleksandra Szymańska
Предметом интереса в данной статье является миф Дон Жуана в жизни и в творчестве двух великих фигур Серебряного века – Александра Блока и Валерия Брюсова. Рассмoтрение некоторых биографических фактов из жизни писателей (женитьба Блока на Менделеевой, роман Брюсова с Ниной Петровской), а также избранных примеров из их литературного наследия (стихотворения Блока: «Я ее победил, наконец…», Шаги Командора и Брюсова: «Я снова…», Дон-Жуан) в контексте культуры Серебряного века (философия Владимира Соловьева, идея жизнетворчества, представления о «Вечной Женственности», миф о Прекрасной Даме, вампирический миф), привело нас к выводу, что донжуанство было одной из важных составляющих мифов поэтов. Мы отметили, что в обоих случаях понятие донжуанства строго соотносится с понятием вампиризма. С другой стороны, оно связано и с такими понятиями, как: «Вечная Женственность», верность идеалу и значение искусства. Все это дало нам основание констатировать, что продуктивность и потенциал темы Дон Жуана выходят далеко за пределы привычного представления о Дон Жуане как обольстителе.
{"title":"Миф Дон Жуана в жизни и творчестве Александра Блока и Валерия Брюсова","authors":"Aleksandra Szymańska","doi":"10.18778/1427-9681.15.11","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.11","url":null,"abstract":"Предметом интереса в данной статье является миф Дон Жуана в жизни и в творчестве двух великих фигур Серебряного века – Александра Блока и Валерия Брюсова. Рассмoтрение некоторых биографических фактов из жизни писателей (женитьба Блока на Менделеевой, роман Брюсова с Ниной Петровской), а также избранных примеров из их литературного наследия (стихотворения Блока: «Я ее победил, наконец…», Шаги Командора и Брюсова: «Я снова…», Дон-Жуан) в контексте культуры Серебряного века (философия Владимира Соловьева, идея жизнетворчества, представления о «Вечной Женственности», миф о Прекрасной Даме, вампирический миф), привело нас к выводу, что донжуанство было одной из важных составляющих мифов поэтов. Мы отметили, что в обоих случаях понятие донжуанства строго соотносится с понятием вампиризма. С другой стороны, оно связано и с такими понятиями, как: «Вечная Женственность», верность идеалу и значение искусства. Все это дало нам основание констатировать, что продуктивность и потенциал темы Дон Жуана выходят далеко за пределы привычного представления о Дон Жуане как обольстителе.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"1 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2023-01-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"87198305","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2023-01-25DOI: 10.18778/1427-9681.15.03
Paulina Sikora-Krizhevska
Вместе с началом третьего десятилетия ХХI века отмечается двадцать лет существования техники вербатим в российском драматургическом пространстве. В настоящей статье описывается история и специфика российского вербатима, а также разные способы использования и адаптации этой техники в пьесах авторов, связанных, постоянно или эпизодически, с московским Театром.doc. На примере текстов Норд-Ост: Сорок первый день (2002) журналиста и театрального критика Григория Заславского, Новая Антигона (2017) журналистки Елены Костюченко и 67/871 (2017) драматурга Елены Греминой иллюстрируется, что главные различия между пьесами вербатим связаны прежде всего со степенью авторской обработки документального материала. Норд-Ост: Сорок первый день – это расшифровки акции, прошедшей в Театре.doc, дословная запись высказываний ее участников, Новая Антигона – монтаж фрагментов расшифровок судебного процесса, разговоров, историй жизни героинь и цитат из Антигоны Софокла, 67/871 – монтаж фрагментов монологов героев, собранных в тематические блоки, цитат из высказываний Адольфа Гитлера и Генриха Гиммлера и письма немецкого солдата. Разнообразие способов создания текстов вербатим влияет на расширение границ понятия «пьеса» и указывет, что традиционная последовательность возникновения драматического текста и его театрального воплощения потеряла свою актуальность. Специфика пьес вербатим вписывается в современную тенденцию к демократизации театра и драматургии, так как их укорененность в мире реального и документального открывает путь в драматургию авторам, которые раньше не занимались художественной деятельностью.
{"title":"К вопросу о технике вербатим в русской драматургии первого двадцатилетия XXI века","authors":"Paulina Sikora-Krizhevska","doi":"10.18778/1427-9681.15.03","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.03","url":null,"abstract":"Вместе с началом третьего десятилетия ХХI века отмечается двадцать лет существования техники вербатим в российском драматургическом пространстве. В настоящей статье описывается история и специфика российского вербатима, а также разные способы использования и адаптации этой техники в пьесах авторов, связанных, постоянно или эпизодически, с московским Театром.doc. На примере текстов Норд-Ост: Сорок первый день (2002) журналиста и театрального критика Григория Заславского, Новая Антигона (2017) журналистки Елены Костюченко и 67/871 (2017) драматурга Елены Греминой иллюстрируется, что главные различия между пьесами вербатим связаны прежде всего со степенью авторской обработки документального материала. Норд-Ост: Сорок первый день – это расшифровки акции, прошедшей в Театре.doc, дословная запись высказываний ее участников, Новая Антигона – монтаж фрагментов расшифровок судебного процесса, разговоров, историй жизни героинь и цитат из Антигоны Софокла, 67/871 – монтаж фрагментов монологов героев, собранных в тематические блоки, цитат из высказываний Адольфа Гитлера и Генриха Гиммлера и письма немецкого солдата. Разнообразие способов создания текстов вербатим влияет на расширение границ понятия «пьеса» и указывет, что традиционная последовательность возникновения драматического текста и его театрального воплощения потеряла свою актуальность. \u0000Специфика пьес вербатим вписывается в современную тенденцию к демократизации театра и драматургии, так как их укорененность в мире реального и документального открывает путь в драматургию авторам, которые раньше не занимались художественной деятельностью. ","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"76 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2023-01-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"90947611","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.15
Magdalena Ochniak
Okno w utworach Wiktora Pielewina kryje w sobie liczne konotacje: jest elementem przestrzeni życiowej kształtującym relacje bohatera ze światem, określającym jego (czyli bohatera) pozycję wobec świata, jest granicą, łącznikiem, przejściem. Ambiwalentne cechy okna, jego postrzeganie i charakterystyka zależą zatem od pozycji człowieka-obserwatora (czy sięgając już po terminologię literaturoznawczą: postaci, bohatera, narratora) wobec okna i stosunku do przestrzeni, której elementem jest owo okno. W utworze Samotnik i Sześciopalcy zamknięta przestrzeń, w której bohaterowie spędzają całe swoje życie, jest opresyjnym terytorium, z którego bohaterowie poszukują drogi ucieczki i ocalenia. Prowadzi ona dość zaskakująco – przez rozbite okno. Jest więc ono w utworze traktowane jako strefa progowa (liminalna), ponieważ w jego miejscu czy obrębie dokonuje się swoisty obrzęd przejścia i przemiany bohaterów.
{"title":"Okno jako przestrzeń liminalna (Samotnik i Sześciopalcy Wiktora Pielewina)","authors":"Magdalena Ochniak","doi":"10.18778/1427-9681.15.15","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.15","url":null,"abstract":"Okno w utworach Wiktora Pielewina kryje w sobie liczne konotacje: jest elementem przestrzeni życiowej kształtującym relacje bohatera ze światem, określającym jego (czyli bohatera) pozycję wobec świata, jest granicą, łącznikiem, przejściem. Ambiwalentne cechy okna, jego postrzeganie i charakterystyka zależą zatem od pozycji człowieka-obserwatora (czy sięgając już po terminologię literaturoznawczą: postaci, bohatera, narratora) wobec okna i stosunku do przestrzeni, której elementem jest owo okno. W utworze Samotnik i Sześciopalcy zamknięta przestrzeń, w której bohaterowie spędzają całe swoje życie, jest opresyjnym terytorium, z którego bohaterowie poszukują drogi ucieczki i ocalenia. Prowadzi ona dość zaskakująco – przez rozbite okno. Jest więc ono w utworze traktowane jako strefa progowa (liminalna), ponieważ w jego miejscu czy obrębie dokonuje się swoisty obrzęd przejścia i przemiany bohaterów.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"54 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"77864711","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.10
Ксения Сундукова
В статье рассматривается обращение Николая Гумилева к популярной в литературе Серебряного века теме припоминания прошлых воплощений, понятой как мистическая способность человеческой памяти. Несмотря на постулируемый акмеистами отказ от обращения к мистическому опыту, тема перерождения и воспоминания о прошлых жизнях разрабатывается Гумилевым на протяжении всего его творчества: начиная с книги Романтические цветы и вплоть до ряда стихотворений из книги Огненный столп. С этой точки зрения рассмотрены стихотворения Credo, Сон Адама, Вечность, Прапамять, Память, Заблудившийся трамвай и некоторые другие. Эти тексты обнаруживают определенное сходство на уровне мотивной организации: изображение земной жизни как грезы, а смерти как пробуждения; мотив звона и созвучия, отсылающий к теме творчества; мотив чувственного восприятия земного мира через физическую любовь; мотив пути и жизни как направленного движения. В ранних текстах воспоминание о прошлых жизнях и бытии до рождения окрашены в гармоничные тона, в более поздних стихотворениях на первый план выходят эсхатологические мотивы. Кроме того, в стихотворениях Память и Заблудившийся трамвай тема метемпсихоза метафоризируется, становится способом рассказать об опыте одной прожитой жизни, включенной в широкий мифопоэтический контекст. Интересно, что приписываемое памяти мистическое свойство преодолевать границы жизни созвучно ряду модернистских концепций культуры (Аби Варбург, Томас Стерн Элиот и Осип Мандельштам), подразумевающих воскрешение в творчестве прошедших эпох. Обращение Гумилева к теме метемпсихоза может быть помещено в контекст идеи о культурной синхронии.
这篇文章认为尼古拉·古米列夫在银器时代的文学中很受欢迎,主题是回忆过去的化身,被理解为人类记忆的神秘力量。尽管akmeists声称放弃了神秘的经历,但古米莱的主题和对过去生活的记忆是他整个创作过程的主题:从浪漫之花的书到火柱上的几首诗。在这一点上,Credo的诗,亚当的梦想,永恒,记忆,记忆,迷失的电车等等。这些文本在时尚组织的层面上有一些相似之处:把地球上的生命描绘成梦想,把死亡描绘成觉醒;呼唤的动机和和谐,指向创造力的主题;通过身体上的爱来感知地球世界的动机;道路和生活作为定向运动的动机。在早期的文本中,对过去生活和出生前存在的记忆被描绘成和谐的色调,后来的诗歌强调了世俗的动机。此外,在诗歌中,记忆和迷失的有轨电车主题被比喻成一种隐喻,成为一种讲述生活经历的方式,包含在广泛的神话背景中。有趣的是,记忆被认为是跨越生命边界的神秘特性,与许多现代文化概念(abi varburg, thomas stern elott和osip mandelsham)相似。gumilev对迷幻药主题的转变可以放在文化同步的背景中。
{"title":"Тема метемпсихоза в поэзии Николая Гумилева","authors":"Ксения Сундукова","doi":"10.18778/1427-9681.15.10","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.10","url":null,"abstract":"В статье рассматривается обращение Николая Гумилева к популярной в литературе Серебряного века теме припоминания прошлых воплощений, понятой как мистическая способность человеческой памяти. Несмотря на постулируемый акмеистами отказ от обращения к мистическому опыту, тема перерождения и воспоминания о прошлых жизнях разрабатывается Гумилевым на протяжении всего его творчества: начиная с книги Романтические цветы и вплоть до ряда стихотворений из книги Огненный столп. С этой точки зрения рассмотрены стихотворения Credo, Сон Адама, Вечность, Прапамять, Память, Заблудившийся трамвай и некоторые другие. Эти тексты обнаруживают определенное сходство на уровне мотивной организации: изображение земной жизни как грезы, а смерти как пробуждения; мотив звона и созвучия, отсылающий к теме творчества; мотив чувственного восприятия земного мира через физическую любовь; мотив пути и жизни как направленного движения. В ранних текстах воспоминание о прошлых жизнях и бытии до рождения окрашены в гармоничные тона, в более поздних стихотворениях на первый план выходят эсхатологические мотивы. Кроме того, в стихотворениях Память и Заблудившийся трамвай тема метемпсихоза метафоризируется, становится способом рассказать об опыте одной прожитой жизни, включенной в широкий мифопоэтический контекст. Интересно, что приписываемое памяти мистическое свойство преодолевать границы жизни созвучно ряду модернистских концепций культуры (Аби Варбург, Томас Стерн Элиот и Осип Мандельштам), подразумевающих воскрешение в творчестве прошедших эпох. Обращение Гумилева к теме метемпсихоза может быть помещено в контекст идеи о культурной синхронии.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"67 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"79811365","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.14
Wasilij Szczukin
Предметом анализа в настоящей статье являются функции портретов, помещенных в семиосферу дома, в первую очередь семейного гнезда. Автор статьи, ссылаясь на работы Юрия Лотмана и других представителей московско-тартуской семиотической школы, выстраивает три возможные типологии домашних портретов: с точки зрения изображенного на них «героя», примененной стилистической конвенции и его семантико-прагматических функций. В ходе первого типологического анализа выделяются во-первых, памятные портреты членов семьи, родственников и знакомых, а во-вторых, портреты исторических деятелей и деятелей искусств, в том числе писателей. Второй типологический анализ выявляет стилистические коды, примененные при создании портретов: парадный, сентиментальный, реалистический, эклектический, игровой и т. п. Целью третьего типологического анализа является определение то или иное воздействие портрета на зрителя, к примеру, культовое, мемуарное, комическое, трагично-катарсическое и т. п.
{"title":"Портрет в семиосфере дома","authors":"Wasilij Szczukin","doi":"10.18778/1427-9681.15.14","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.14","url":null,"abstract":"Предметом анализа в настоящей статье являются функции портретов, помещенных в семиосферу дома, в первую очередь семейного гнезда. Автор статьи, ссылаясь на работы Юрия Лотмана и других представителей московско-тартуской семиотической школы, выстраивает три возможные типологии домашних портретов: с точки зрения изображенного на них «героя», примененной стилистической конвенции и его семантико-прагматических функций. В ходе первого типологического анализа выделяются во-первых, памятные портреты членов семьи, родственников и знакомых, а во-вторых, портреты исторических деятелей и деятелей искусств, в том числе писателей. Второй типологический анализ выявляет стилистические коды, примененные при создании портретов: парадный, сентиментальный, реалистический, эклектический, игровой и т. п. Целью третьего типологического анализа является определение то или иное воздействие портрета на зрителя, к примеру, культовое, мемуарное, комическое, трагично-катарсическое и т. п.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"1 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"79847722","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.23
Ольга Валентинова
В полифонично организованном тексте с характерным ослаблением связей между высказыванием, его субъектом, объектом и значением стиль меняет свою функциональную направленность. Действующая в условиях полифонии стилистическая омонимия приводит к снижению семиотической значимости категории стиля. Стиль перестает выполнять характерологическую функцию, затрудняя, а в ряде случаев делая невозможной атрибуцию героя по стилистическим показателям его речи. Недифференцированное – вне привязанности к определенным субъектам и к определенным объектам – употребление ярких стилистических показателей (уменьшительных форм, каламбуров, семантических ассоциаций, разрушенных структурно-семантических стереотипов) – типологически маркированное явление. Однако типологическая маркированность не исключает маркированности идиостилистической и общеэстетической. Один и тот же элемент или прием может быть одновременно закодирован несколькими эстетическими кодами: универсальным, типологическим и индивидуальным. Степень стилистической омонимии прямо пропорциональна степени полифоничности текста. Стилистическая омонимия голосов разных героев порождает стилистическое двойничество, которое соотносится с семантическим двойничеством героев. В ситуации свободного «блуждания» высказывания между разными субъектами и переполненности высказывания значениями помимо стилистической омонимии неотъемлемым признаком полифоничного текста становится прием повтора как предельно экономный способ порождения новых смыслов и одновременно способ актуализации и вторичных смыслов (с позиций линейного развертывания текста), и исходных. При повторе происходит изменение и прагматического, и концептуального значения высказывания. Таким образом, стиль в полифонии выступает как смыслообразующая и смыслопреобразующая сила, которая прямо, не опосредованно участвует в создании ядерных смыслов текста.
{"title":"Стилистические знаки полифоничного текста","authors":"Ольга Валентинова","doi":"10.18778/1427-9681.15.23","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.23","url":null,"abstract":"В полифонично организованном тексте с характерным ослаблением связей между высказыванием, его субъектом, объектом и значением стиль меняет свою функциональную направленность. Действующая в условиях полифонии стилистическая омонимия приводит к снижению семиотической значимости категории стиля. Стиль перестает выполнять характерологическую функцию, затрудняя, а в ряде случаев делая невозможной атрибуцию героя по стилистическим показателям его речи. Недифференцированное – вне привязанности к определенным субъектам и к определенным объектам – употребление ярких стилистических показателей (уменьшительных форм, каламбуров, семантических ассоциаций, разрушенных структурно-семантических стереотипов) – типологически маркированное явление. Однако типологическая маркированность не исключает маркированности идиостилистической и общеэстетической. Один и тот же элемент или прием может быть одновременно закодирован несколькими эстетическими кодами: универсальным, типологическим и индивидуальным. Степень стилистической омонимии прямо пропорциональна степени полифоничности текста. Стилистическая омонимия голосов разных героев порождает стилистическое двойничество, которое соотносится с семантическим двойничеством героев. В ситуации свободного «блуждания» высказывания между разными субъектами и переполненности высказывания значениями помимо стилистической омонимии неотъемлемым признаком полифоничного текста становится прием повтора как предельно экономный способ порождения новых смыслов и одновременно способ актуализации и вторичных смыслов (с позиций линейного развертывания текста), и исходных. При повторе происходит изменение и прагматического, и концептуального значения высказывания. Таким образом, стиль в полифонии выступает как смыслообразующая и смыслопреобразующая сила, которая прямо, не опосредованно участвует в создании ядерных смыслов текста.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"1 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"83687767","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.13
Александр Марков
Малоизученный поэт «второй культуры» Борис Куприянов близок другим авторам религиозно-метафизической традиции ленинградского андеграунда, за исключением его стремления к большой форме. Его лирика представляет собой подготовительные формы романа в стихах, эксперименты по созданию сложной системы персонажных отношений внутри лирического высказывания. Это позволяет при актуализации элегических и эпиграмматических элементов лирики привлечь образность различных искусств, как было принято у поэтов его круга. Но его отношение к искусству не синтетическое, а аналитическое: он видит в искусствах не создание емких образов переживаний, а различные слои опыта, так что каждое искусство для него обладает не только собственной выразительностью, но и длительностью артикуляции лирической эмоции. Внимательное прочтение двух стихотворений этого автора с учетом доступных ему источников речевых фигур и цитат позволило установить общие закономерности при наложении образов живописи, графики и архитектуры в перспективе изобретения романного героя. Общим сюжетом стихов разных лет оказывается полемика с отвлеченными тезисами философии, от неоплатонизма до экзистенциализма, не учитывающими специфической динамики отдельных искусств. Реконструировано параллельное развитие эстетической и мировоззренческой программы Бориса Куприянова: восприятие неоплатонизма через труды Алексея Лосева и христианской мистики через общение с кругом Татьяны Горичевой и Олега Охапкина потребовало относиться к лирике как к моменту самоопределения, фиксации текущего состояния мистической отрешенности. При этом лирика оказывалась конфигурацией живописного и пластического способов выражения мистических символов, недостаточных для развернутой лирической биографии, но необходимых для фиксации фактичности мистического опыта.
{"title":"Изобразительность и пластичность в поэзии Бориса Куприянова","authors":"Александр Марков","doi":"10.18778/1427-9681.15.13","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.13","url":null,"abstract":"Малоизученный поэт «второй культуры» Борис Куприянов близок другим авторам религиозно-метафизической традиции ленинградского андеграунда, за исключением его стремления к большой форме. Его лирика представляет собой подготовительные формы романа в стихах, эксперименты по созданию сложной системы персонажных отношений внутри лирического высказывания. Это позволяет при актуализации элегических и эпиграмматических элементов лирики привлечь образность различных искусств, как было принято у поэтов его круга. Но его отношение к искусству не синтетическое, а аналитическое: он видит в искусствах не создание емких образов переживаний, а различные слои опыта, так что каждое искусство для него обладает не только собственной выразительностью, но и длительностью артикуляции лирической эмоции. Внимательное прочтение двух стихотворений этого автора с учетом доступных ему источников речевых фигур и цитат позволило установить общие закономерности при наложении образов живописи, графики и архитектуры в перспективе изобретения романного героя. Общим сюжетом стихов разных лет оказывается полемика с отвлеченными тезисами философии, от неоплатонизма до экзистенциализма, не учитывающими специфической динамики отдельных искусств. Реконструировано параллельное развитие эстетической и мировоззренческой программы Бориса Куприянова: восприятие неоплатонизма через труды Алексея Лосева и христианской мистики через общение с кругом Татьяны Горичевой и Олега Охапкина потребовало относиться к лирике как к моменту самоопределения, фиксации текущего состояния мистической отрешенности. При этом лирика оказывалась конфигурацией живописного и пластического способов выражения мистических символов, недостаточных для развернутой лирической биографии, но необходимых для фиксации фактичности мистического опыта.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"17 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"88912572","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.22
Ольга Кузнецова
Статья посвящена изучению рукописного стихотворного текста из собрания Тихонравова Российской Государственной библиотеки. Он был создан под влиянием средневековых сборников, связанных с темой memento mori (Theatrum mortis humanae tripartitum). В нем описываются три курьезные, с точки зрения автора, смерти. Эгей погибает от малодушия и нехватки рассудительности, увидев ветхие паруса на корабле своего сына, который победоносно возвращался из Крита. Эсхил умирает от недогадливости, когда уходит из города, желая тем самым избежать предсказанной ему смерти. Самсон убивает себя от переизбытка храбрости и недостатка мудрости. Сюжеты, приведенные в качестве exempla, заимствованы автором из книги Ифика Иерополитика. При сопоставлении этих текстов можно видеть технологию переложения прозаического текста в стихотворный, характерную для начала XVIII в. Различные исторические анекдоты о курьезных смертях известны с Античности. В Средневековье они группируются в литературных текстах о смерти, на Руси эта модель реализуется в поэзии Симеона Полоцкого и достигает расцвета в эпоху литературного барокко. В позднее время подобные сюжеты возникают в художественных и публицистических произведениях уже не столько как исторические анекдоты, сколько для характеристики абсурдности бытия, создания экзистенциального ужаса, но и в них, подобно текстам прошлого, можно обнаружить сочетание страшного и курьезного.
{"title":"Смертоносные курьезы в русской поэзии XVII–XVIII вв.","authors":"Ольга Кузнецова","doi":"10.18778/1427-9681.15.22","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.22","url":null,"abstract":"Статья посвящена изучению рукописного стихотворного текста из собрания Тихонравова Российской Государственной библиотеки. Он был создан под влиянием средневековых сборников, связанных с темой memento mori (Theatrum mortis humanae tripartitum). В нем описываются три курьезные, с точки зрения автора, смерти. Эгей погибает от малодушия и нехватки рассудительности, увидев ветхие паруса на корабле своего сына, который победоносно возвращался из Крита. Эсхил умирает от недогадливости, когда уходит из города, желая тем самым избежать предсказанной ему смерти. Самсон убивает себя от переизбытка храбрости и недостатка мудрости. Сюжеты, приведенные в качестве exempla, заимствованы автором из книги Ифика Иерополитика. При сопоставлении этих текстов можно видеть технологию переложения прозаического текста в стихотворный, характерную для начала XVIII в. Различные исторические анекдоты о курьезных смертях известны с Античности. В Средневековье они группируются в литературных текстах о смерти, на Руси эта модель реализуется в поэзии Симеона Полоцкого и достигает расцвета в эпоху литературного барокко. В позднее время подобные сюжеты возникают в художественных и публицистических произведениях уже не столько как исторические анекдоты, сколько для характеристики абсурдности бытия, создания экзистенциального ужаса, но и в них, подобно текстам прошлого, можно обнаружить сочетание страшного и курьезного.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"57 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"87194295","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.07
Кирилл Соколов, Екатерина Ботвинова
В статье рассматривается история создания и публикации стихотворений, входящих в цикл Иосифа Бродского Из «Старых английских песен». Формальные особенности строфики всех четырех стихотворений позволяют предположить, что источниками цикла были песни Роберта Бернса в переводах Самуила Маршака и стихотворение Роберта Фроста Stopping by Woods on a Snowy Evening. Второе и третье стихотворения цикла Бродского могут рассматриваться как парафраз стихотворения Фроста. Появление в конце января 1963 г. стихотворения На смерть Роберта Фроста создает ситуацию, которую можно описать как попытку освоения фростовской поэтики, однако ни парафразы Stopping by Woods…, ни стихотворение памяти американского поэта никогда не включались в авторские сборники, а цикл не был в них представлен полностью. Исключение фростовского эпизода из «поэтической автобиографии» можно объяснить тем, что к моменту подготовки первого авторского сборника стихов (1970) романтический героизм экзистенциального одиночества, который в начале 60-х привлекает Бродского у Фроста, перестает восприниматься им как инвариант собственной судьбы.
{"title":"Стихотворения цикла Из «Старых английских песен» Иосифа Бродского как отвергнутый оммаж Роберту Фросту","authors":"Кирилл Соколов, Екатерина Ботвинова","doi":"10.18778/1427-9681.15.07","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.07","url":null,"abstract":"В статье рассматривается история создания и публикации стихотворений, входящих в цикл Иосифа Бродского Из «Старых английских песен». Формальные особенности строфики всех четырех стихотворений позволяют предположить, что источниками цикла были песни Роберта Бернса в переводах Самуила Маршака и стихотворение Роберта Фроста Stopping by Woods on a Snowy Evening. Второе и третье стихотворения цикла Бродского могут рассматриваться как парафраз стихотворения Фроста. Появление в конце января 1963 г. стихотворения На смерть Роберта Фроста создает ситуацию, которую можно описать как попытку освоения фростовской поэтики, однако ни парафразы Stopping by Woods…, ни стихотворение памяти американского поэта никогда не включались в авторские сборники, а цикл не был в них представлен полностью. Исключение фростовского эпизода из «поэтической автобиографии» можно объяснить тем, что к моменту подготовки первого авторского сборника стихов (1970) романтический героизм экзистенциального одиночества, который в начале 60-х привлекает Бродского у Фроста, перестает восприниматься им как инвариант собственной судьбы.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"19 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"90692026","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}