Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.05
Борис Иванюк
Статья предлагает структурно-семантический анализ и интерпретацию не имеющего литературоведческой истории стихотворения Михаила Крепса Овал. Оно посвящено традиционной проблеме «человек и время», репрезентированной в тексте образной антитезой двух тематических мотивов – «человека во времени» и «времени в человеке», развертывающихся в модусе экзистенциального выбора. Поэтика стихотворения ориентирована на доказательство правоты второго из них. По ходу восприятия текста прослежены содержательные изменения в авторской модальности, проявляемой, с одной стороны, в полемике с расхожими, закрепленными в сознании коллективного человека представлениями о времени, а с другой, в утверждении его должного осмысления. Выявлены и прокомментированы контекстуальные аллюзии, мотивные реминисценции и текстуальные аппликации, участвующие в осуществлении стихотворения как единого высказывания. В целом, прочтение текста позволяет сформулировать его смысл. Человек существует и в линейном, наружном времени с фаустианским желанием вечного мгновения, и в круговом, глубинном, причащающем его мгновению вечности. Оба мгновения связаны с мотивом индивидуального бессмертия. В тексте прочитываются два содержательных варианта этого мотива. Первый, номинированный и названием стихотворения: желанное обретение бессмертия-для-себя в линейном, завершаемом личной смертью, времени отвергается иронией как абсурдное. Второй, авторский, вариант: релятивная связь человека с вечностью как хранительницей феноменальных жизней ушедших имеет мнемонический характер и осуществляется в памяти о других, и их мнемоническое бессмертие в круговом времени, возвращающемся и незавершаемом, обеспечивает памятливому человеку индивидуальное бессмертие.
{"title":"Овал Михаила Крепса: поэтическая семантика времени","authors":"Борис Иванюк","doi":"10.18778/1427-9681.15.05","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.05","url":null,"abstract":"Статья предлагает структурно-семантический анализ и интерпретацию не имеющего литературоведческой истории стихотворения Михаила Крепса Овал. Оно посвящено традиционной проблеме «человек и время», репрезентированной в тексте образной антитезой двух тематических мотивов – «человека во времени» и «времени в человеке», развертывающихся в модусе экзистенциального выбора. Поэтика стихотворения ориентирована на доказательство правоты второго из них. По ходу восприятия текста прослежены содержательные изменения в авторской модальности, проявляемой, с одной стороны, в полемике с расхожими, закрепленными в сознании коллективного человека представлениями о времени, а с другой, в утверждении его должного осмысления. Выявлены и прокомментированы контекстуальные аллюзии, мотивные реминисценции и текстуальные аппликации, участвующие в осуществлении стихотворения как единого высказывания. В целом, прочтение текста позволяет сформулировать его смысл. Человек существует и в линейном, наружном времени с фаустианским желанием вечного мгновения, и в круговом, глубинном, причащающем его мгновению вечности. Оба мгновения связаны с мотивом индивидуального бессмертия. В тексте прочитываются два содержательных варианта этого мотива. Первый, номинированный и названием стихотворения: желанное обретение бессмертия-для-себя в линейном, завершаемом личной смертью, времени отвергается иронией как абсурдное. Второй, авторский, вариант: релятивная связь человека с вечностью как хранительницей феноменальных жизней ушедших имеет мнемонический характер и осуществляется в памяти о других, и их мнемоническое бессмертие в круговом времени, возвращающемся и незавершаемом, обеспечивает памятливому человеку индивидуальное бессмертие.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"34 3","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"72453088","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.16
Олег Федотов
Литература русского зарубежья как одна из самых ярких национальных литератур, созданных за пределами метрополии, в качестве наиболее действенного стимула для своего развития получила беспрецедентно острое чувство ностальгии. Им пронизаны произведения фактически всех русских писателей, волей судьбы оказавшихся за границей. В статье рассматриваются ностальгические переживания в творчестве исключительно популярной среди русских и зарубежных читателей писательницы Надежды Тэффи на материале ее прозаической новеллы Ностальгия (1920), стихотворения «Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый…», написанного до эмиграции в 1915 г., а также цикла из семи стихотворений, посвященных этой же теме в составе третьего тома Собрания сочинений под обобщенным заголовком Тоска (в первой газетной публикации – Ностальгия). Во всех текстах соблюдается одна и та же стратегия описания симптомов невыносимой тоски по родине, которую Тэффи взяла на вооружение в раннем стихотворении 1915 г. и развила в произведениях, написанных пятью годами позже в эмиграции: прозаической новелле Ностальгия и репортаже из семи стихотворений 1920 г. Примером такого лироэпического многоголосия для нее могла послужить поэма Николая Некрасова Современники, с одной, правда, существенной разницей: у Некрасова каждый новый персонаж наделен индивидуальным метрическим голосом, а у Тэффи, наоборот, практически все страдающие ностальгией соотечественники выражают свои чувства универсальным раешным стихом.
{"title":"Диагноз ностальгии от Тэффи","authors":"Олег Федотов","doi":"10.18778/1427-9681.15.16","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.16","url":null,"abstract":"Литература русского зарубежья как одна из самых ярких национальных литератур, созданных за пределами метрополии, в качестве наиболее действенного стимула для своего развития получила беспрецедентно острое чувство ностальгии. Им пронизаны произведения фактически всех русских писателей, волей судьбы оказавшихся за границей. В статье рассматриваются ностальгические переживания в творчестве исключительно популярной среди русских и зарубежных читателей писательницы Надежды Тэффи на материале ее прозаической новеллы Ностальгия (1920), стихотворения «Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый…», написанного до эмиграции в 1915 г., а также цикла из семи стихотворений, посвященных этой же теме в составе третьего тома Собрания сочинений под обобщенным заголовком Тоска (в первой газетной публикации – Ностальгия). Во всех текстах соблюдается одна и та же стратегия описания симптомов невыносимой тоски по родине, которую Тэффи взяла на вооружение в раннем стихотворении 1915 г. и развила в произведениях, написанных пятью годами позже в эмиграции: прозаической новелле Ностальгия и репортаже из семи стихотворений 1920 г. Примером такого лироэпического многоголосия для нее могла послужить поэма Николая Некрасова Современники, с одной, правда, существенной разницей: у Некрасова каждый новый персонаж наделен индивидуальным метрическим голосом, а у Тэффи, наоборот, практически все страдающие ностальгией соотечественники выражают свои чувства универсальным раешным стихом.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"43 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"89914296","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.02
Александр Степанов
В статье анализируется стихотворение Дмитрия Быкова Остров Змеиный – пример актуальной гражданской лирики. Текст появился на сайте «Новой газеты» 26 февраля 2022 г., спустя два дня после вторжения российских войск на Украину и захвата острова Змеиный. Создавая стихотворение, автор исходил из первоначальных (к счастью, ошибочных) сведений о гибели защитников острова. Это определило героическое звучание произведения (оно задается эпиграфом, отсылающим к одному из эпизодов сражения при Ватерлоо во второй части Отверженных Виктора Гюго) и его антиимперскую направленность. Семантические ассоциации мотивированы интонацией 3-ст. анапеста с рифмовкой АбАб. Стихотворение обнаруживает переклички с текстами Николая Огарева, Николая Некрасова, Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Тимура Кибирова. Имя-топоним «остров Змеиный» подсказывает ключевую зоологическую метафору, чья негативная семантика восходит к библейско-христианским представлениям о змее как воплощении сатаны. Отсюда монструозность хтонического существа, покончить с которым можно только броском в зев гранаты. Отказ лирического «я» от родины, захваченной змеями, сопровождается идентификацией себя с защитниками острова – украинскими пограничниками. Пограничник – маргинал с точки зрения охраняемой территории (латин. marginalis – находящийся на краю). И если его родина становится объектом нападения «сверхдержавы», чей образ маркирован «бляхой, папахой и плахой», то ответом на вторжение будет императивное высказывание с непечатным словом на ту же рифму. При этом если на протяжении почти всего текста сохраняется разграничение субъектов, то в финальном катрене наблюдается субъектный синкретизм. Отчуждаемый идеологически и стилистически, российский военный корабль назван «моим». Отсюда сочетание гражданской позиции и личной интонации, которые наполняют лирическое высказывание сознанием нравственной правоты.
{"title":"Из опыта анализа гражданской лирики (Остров Змеиный Дмитрия Быкова)","authors":"Александр Степанов","doi":"10.18778/1427-9681.15.02","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.02","url":null,"abstract":"В статье анализируется стихотворение Дмитрия Быкова Остров Змеиный – пример актуальной гражданской лирики. Текст появился на сайте «Новой газеты» 26 февраля 2022 г., спустя два дня после вторжения российских войск на Украину и захвата острова Змеиный. Создавая стихотворение, автор исходил из первоначальных (к счастью, ошибочных) сведений о гибели защитников острова. Это определило героическое звучание произведения (оно задается эпиграфом, отсылающим к одному из эпизодов сражения при Ватерлоо во второй части Отверженных Виктора Гюго) и его антиимперскую направленность. Семантические ассоциации мотивированы интонацией 3-ст. анапеста с рифмовкой АбАб. Стихотворение обнаруживает переклички с текстами Николая Огарева, Николая Некрасова, Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Тимура Кибирова. Имя-топоним «остров Змеиный» подсказывает ключевую зоологическую метафору, чья негативная семантика восходит к библейско-христианским представлениям о змее как воплощении сатаны. Отсюда монструозность хтонического существа, покончить с которым можно только броском в зев гранаты. Отказ лирического «я» от родины, захваченной змеями, сопровождается идентификацией себя с защитниками острова – украинскими пограничниками. Пограничник – маргинал с точки зрения охраняемой территории (латин. marginalis – находящийся на краю). И если его родина становится объектом нападения «сверхдержавы», чей образ маркирован «бляхой, папахой и плахой», то ответом на вторжение будет императивное высказывание с непечатным словом на ту же рифму. При этом если на протяжении почти всего текста сохраняется разграничение субъектов, то в финальном катрене наблюдается субъектный синкретизм. Отчуждаемый идеологически и стилистически, российский военный корабль назван «моим». Отсюда сочетание гражданской позиции и личной интонации, которые наполняют лирическое высказывание сознанием нравственной правоты.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"5 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"75033592","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.06
Ольга Бараш
В статье рассматриваются два произведения Иосифа Бродского начала 1960-х гг. – поэма Зофья и стихотворение «Лети отсюда, белый мотылек…», посвященное тому же адресату. Делается предположение, что стихотворения Бродского, посвященные Зофье Капущиньской (Z. K.) или обращенные к ней, складываются в своего рода гипертекст с единым набором образов, мотивов и подтекстов – «Зофьин текст». В статье приводятся некоторые факты биографии поэта, послужившие толчком к возникновению «Зофьина текста» и проводится сопоставительный анализ указанных произведений, весьма несхожих по форме и содержанию. Руководствуясь методическими принципами, использованными Владимиром Топоровым в его исследовании «Лизина текста» русской литературы, автор выявляет концептуальные особенности стихотворения и показывает, как все они были воспроизведены и развиты в поэме. Не ставя задачи всестороннего анализа текста, автор ограничивается рассмотрением некоторых лексических и лексико-грамматических средств, интерпретацией некоторых образов и мотивов и выявлением смыслообразующих подтекстов, которые могут быть приняты как дифференциальные признаки, на основе которых возможно формирование гипертекста. Представляется, что статья может послужить основой для анализа других компонентов гипотетического «Зофьина текста», а также для его расширения путем выявления обнаруженных дифференциальных признаков в других произведениях Бродского.
{"title":"«Зофьин текст» Иосифа Бродского: начало (1961–1962)","authors":"Ольга Бараш","doi":"10.18778/1427-9681.15.06","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.06","url":null,"abstract":"В статье рассматриваются два произведения Иосифа Бродского начала 1960-х гг. – поэма Зофья и стихотворение «Лети отсюда, белый мотылек…», посвященное тому же адресату. Делается предположение, что стихотворения Бродского, посвященные Зофье Капущиньской (Z. K.) или обращенные к ней, складываются в своего рода гипертекст с единым набором образов, мотивов и подтекстов – «Зофьин текст». В статье приводятся некоторые факты биографии поэта, послужившие толчком к возникновению «Зофьина текста» и проводится сопоставительный анализ указанных произведений, весьма несхожих по форме и содержанию. Руководствуясь методическими принципами, использованными Владимиром Топоровым в его исследовании «Лизина текста» русской литературы, автор выявляет концептуальные особенности стихотворения и показывает, как все они были воспроизведены и развиты в поэме. Не ставя задачи всестороннего анализа текста, автор ограничивается рассмотрением некоторых лексических и лексико-грамматических средств, интерпретацией некоторых образов и мотивов и выявлением смыслообразующих подтекстов, которые могут быть приняты как дифференциальные признаки, на основе которых возможно формирование гипертекста. Представляется, что статья может послужить основой для анализа других компонентов гипотетического «Зофьина текста», а также для его расширения путем выявления обнаруженных дифференциальных признаков в других произведениях Бродского.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"73 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"80717453","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.12
В.Я. Малкина
Статья посвящена проблеме репрезентации визуального в лирическом тексте. Основная проблема, которая решается в статье, – как представлена картина Рембрандта ван Рейна Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга (1642), больше известная в истории культуры как Ночной дозор, в лирическом сюжете стихотворений различных авторов. Материалом статьи являются произведения, в которых картина Рембрандта не просто упоминается, а находится в центре лирического сюжета: стихотворение Александра Кушнера Ночной дозор (1966), песня The Night Watch группы King Crimson (1974), песня The Shooting Company of Captain Frans B. Cocq проекта Ayreon (2000) и стихотворение Александра Городницкого Ночной дозор: Картина Рембрандта ван Рейна (2019). Для достижения цели в статье решается ряд задач. Вопервых, определяется понятийный аппарат, в который входят такие категории, как экфрасис, лирический сюжет, визуальное в литературе. Во-вторых, анализируются выбранные тексты, с точки зрения использования в них картины Рембрандта. И, наконец, в процессе сопоставления произведений делается вывод о том, какие особенности обретает картина Ночной дозор, попадая в контекст лирического стихотворения.
这篇文章是关于在抒情文本中视觉表达的问题。这篇文章的主要问题是伦勃朗·范·莱茵的画,弗兰斯·班宁·科克上尉和威廉·范·雷滕伯格中尉(1642年)的表演,更广为人闻的是不同作者诗歌的抒情情节。材料是伦勃朗的作品不只是提到,而抒情的中心情节:亚历山大库什内守夜人(1966)、歌诗The Night Watch King Crimson乐队(1974),b歌The Shooting Company of Captain倡议Cocq项目Ayreon(2000)和亚历山大诗городницк守夜人:伦勃朗画作(2019)。为了实现这一目标,文章提出了许多挑战。首先,定义了一种理解机器,其中包括折射、抒情情节、视觉文学。第二,根据伦勃朗的作品的使用,对选定的文本进行分析。最后,在比较这些作品的过程中,我们得出的结论是,守夜人在抒情诗的背景下会得到什么样的细节。
{"title":"«Ночной дозор идет по Амстердаму»: картина Рембрандта в лирическом сюжете","authors":"В.Я. Малкина","doi":"10.18778/1427-9681.15.12","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.12","url":null,"abstract":"Статья посвящена проблеме репрезентации визуального в лирическом тексте. Основная проблема, которая решается в статье, – как представлена картина Рембрандта ван Рейна Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга (1642), больше известная в истории культуры как Ночной дозор, в лирическом сюжете стихотворений различных авторов. Материалом статьи являются произведения, в которых картина Рембрандта не просто упоминается, а находится в центре лирического сюжета: стихотворение Александра Кушнера Ночной дозор (1966), песня The Night Watch группы King Crimson (1974), песня The Shooting Company of Captain Frans B. Cocq проекта Ayreon (2000) и стихотворение Александра Городницкого Ночной дозор: Картина Рембрандта ван Рейна (2019). Для достижения цели в статье решается ряд задач. Вопервых, определяется понятийный аппарат, в который входят такие категории, как экфрасис, лирический сюжет, визуальное в литературе. Во-вторых, анализируются выбранные тексты, с точки зрения использования в них картины Рембрандта. И, наконец, в процессе сопоставления произведений делается вывод о том, какие особенности обретает картина Ночной дозор, попадая в контекст лирического стихотворения.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"8 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"80207261","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.20
Елена Зейферт
Обращение российских немцев к жанровой ситуации и признакам идиллии во многом обусловлено стремлением найти отдохновение и гармонию в безмятежной художественной реальности, создать мирообраз покоя, умиротворения. Идиллия Герберта Генке имеет некоторую тенденцию к сближению с пейзажной медитативной элегией, но, не допуская в свою тональность настроение разочарования и грусти, сохраняет идиллическую константу – безмятежный тон – и множество ее доминант: ограниченный топос, идиллические мотивы, темы, ситуации («берег», уединение, рыбная ловля), пейзажные элементы, наблюдателя со стороны, статику и зрительность образов. Анализ всего российско-немецкого идиллического корпуса (46 текстов) очерчивает контуры метаидиллии в поэзии российских немцев, чертами которой, помимо отмеченных у Генке, предстают образ человека в центре художественного мира и высокая частотность мотивов родины, дома. Причиной этому может служить осмысление в лирике трагической судьбы российских немцев, тотальное проникновение в лирическую ткань драматизма. Входя во взаимодействие с этнической картиной мира российских немцев, идиллия активизирует такие свои признаки, как безмятежная тональность, мотивное поле с семантикой покоя и умиротворения, ограниченный топос, отсутствие социальной проблематики. Они начинают коррелировать с этническими элементами «осознание окруженности своего чужим», «бытование внутри другого», «генетический страх перед изгнанием», «стремление к автономии», «приоритет статики над динамикой». Отрицательная семантика этнических элементов («чужое», «страх», «изгнание», «зависимость») отчасти нейтрализует положительную наполненность идиллического образа, ослабляя константу – тон безмятежности.
{"title":"Идиллия и идиллическое как фрагмент картины мира российских немцев","authors":"Елена Зейферт","doi":"10.18778/1427-9681.15.20","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.20","url":null,"abstract":"Обращение российских немцев к жанровой ситуации и признакам идиллии во многом обусловлено стремлением найти отдохновение и гармонию в безмятежной художественной реальности, создать мирообраз покоя, умиротворения. Идиллия Герберта Генке имеет некоторую тенденцию к сближению с пейзажной медитативной элегией, но, не допуская в свою тональность настроение разочарования и грусти, сохраняет идиллическую константу – безмятежный тон – и множество ее доминант: ограниченный топос, идиллические мотивы, темы, ситуации («берег», уединение, рыбная ловля), пейзажные элементы, наблюдателя со стороны, статику и зрительность образов. Анализ всего российско-немецкого идиллического корпуса (46 текстов) очерчивает контуры метаидиллии в поэзии российских немцев, чертами которой, помимо отмеченных у Генке, предстают образ человека в центре художественного мира и высокая частотность мотивов родины, дома. Причиной этому может служить осмысление в лирике трагической судьбы российских немцев, тотальное проникновение в лирическую ткань драматизма. Входя во взаимодействие с этнической картиной мира российских немцев, идиллия активизирует такие свои признаки, как безмятежная тональность, мотивное поле с семантикой покоя и умиротворения, ограниченный топос, отсутствие социальной проблематики. Они начинают коррелировать с этническими элементами «осознание окруженности своего чужим», «бытование внутри другого», «генетический страх перед изгнанием», «стремление к автономии», «приоритет статики над динамикой». Отрицательная семантика этнических элементов («чужое», «страх», «изгнание», «зависимость») отчасти нейтрализует положительную наполненность идиллического образа, ослабляя константу – тон безмятежности.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"44 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"76940526","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.18
J. D. Clayton, Владимир Звиняцковский
Баллада Александра Пушкина Песнь о вещем Олеге (1822) была написана в Кишиневе во время ссылки поэта под видом служебной поездки на юг России (1820–1824). Баллада пересказывает, но со значительными изменениями, легенду из Истории государства Российского Николая Карамзина о смерти киевского князя Олега от укуса змеи, которая выползла из черепа его любимого коня. На создание стихотворения поэта вдохновило посещение Каменки и Киева в 1821 г. Здесь он познакомился с будущими декабристами, членами так называемого «Союза благоденствия», и увидел предполагаемое место могилы Олега. Анализ баллады как части Южного текста показывает, что произведение является аллегорией, в которой поэт выражает свои опасения по поводу возможности политического переворота в России и скорого ухода из жизни Александра I. В Песни… встречается мотив (прием), ставший важным элементом в последующих произведениях поэта, а именно чудо как внезапное, неожиданное событие, меняющее ход жизни. В целом Песнь… – важный шаг в развитии творчества поэта, который привел его к созданию Комедии о царе Борисе и Гришке Отрепьеве (1825), опубликованной в 1831 г. под заглавием Борис Годунов.
{"title":"Олег, волхвы и два Александра (политический подтекст пушкинской баллады Песнь о вещем Олеге)","authors":"J. D. Clayton, Владимир Звиняцковский","doi":"10.18778/1427-9681.15.18","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.18","url":null,"abstract":"Баллада Александра Пушкина Песнь о вещем Олеге (1822) была написана в Кишиневе во время ссылки поэта под видом служебной поездки на юг России (1820–1824). Баллада пересказывает, но со значительными изменениями, легенду из Истории государства Российского Николая Карамзина о смерти киевского князя Олега от укуса змеи, которая выползла из черепа его любимого коня. На создание стихотворения поэта вдохновило посещение Каменки и Киева в 1821 г. Здесь он познакомился с будущими декабристами, членами так называемого «Союза благоденствия», и увидел предполагаемое место могилы Олега. Анализ баллады как части Южного текста показывает, что произведение является аллегорией, в которой поэт выражает свои опасения по поводу возможности политического переворота в России и скорого ухода из жизни Александра I. В Песни… встречается мотив (прием), ставший важным элементом в последующих произведениях поэта, а именно чудо как внезапное, неожиданное событие, меняющее ход жизни. В целом Песнь… – важный шаг в развитии творчества поэта, который привел его к созданию Комедии о царе Борисе и Гришке Отрепьеве (1825), опубликованной в 1831 г. под заглавием Борис Годунов.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"9 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"79271671","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.17
Александр Танхилевич
В статье анализируется связь между Станционным смотрителем Александра Пушкина и Поцелуем Исаака Бабеля. Показывается, что параллели между рассказами не исчерпываются общностью сюжетного инварианта, восходящего к Бедной Лизе Николая Карамзина, проявляясь в целом ряде элементов художественного мира: «двойная оптика», в которой показана героиня; образ отца, взаимоотношения соблазнителя и отца; структура пространства и роль движения / статики; роль поцелуя в фабуле рассказа. Далее утверждается, что на фоне такого сходства можно говорить о контрасте между рассказчиками пушкинского и бабелевского текстов. Бабелевский рассказчик демонстрирует равнодушие к смыслу – фундаментальной категории для пушкинского рассказчика, который извлекает смысл из нарративов. В отличие от рассказчика Станционного смотрителя, рассказчик Поцелуя, который вначале претендует на звание интеллигента, в дальнейшем отказывается от рефлексии и поиска смысла, вручает свою агентность ординарцу Суровцеву, сливается с казацкой массой и взамен получает физическую любовь Томилиной, героини рассказа. Похожий контраст прослеживается между рассказчиком Поцелуя и Лютовым, рассказчиком бабелевского цикла Конармия. С одной стороны, этот поздний рассказ показывает, как изменился взгляд писателя на героя-рассказчика, не решавшегося ранее примкнуть к казакам, а теперь делающего свой выбор. С другой – Поцелуй демонстрирует, как изменилась, по мысли Бабеля, за минувшие после Пушкина сто лет роль мыслящего человека в России. Поцелуй, таким образом, представляет собой высказывание, которое можно интерпретировать как своеобразный «ответ» Станционному смотрителю.
{"title":"Рассказчик и смысл: опыт прочтения Поцелуя Исаака Бабеля на фоне Станционного смотрителя Александра Пушкина","authors":"Александр Танхилевич","doi":"10.18778/1427-9681.15.17","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.17","url":null,"abstract":"В статье анализируется связь между Станционным смотрителем Александра Пушкина и Поцелуем Исаака Бабеля. Показывается, что параллели между рассказами не исчерпываются общностью сюжетного инварианта, восходящего к Бедной Лизе Николая Карамзина, проявляясь в целом ряде элементов художественного мира: «двойная оптика», в которой показана героиня; образ отца, взаимоотношения соблазнителя и отца; структура пространства и роль движения / статики; роль поцелуя в фабуле рассказа. Далее утверждается, что на фоне такого сходства можно говорить о контрасте между рассказчиками пушкинского и бабелевского текстов. Бабелевский рассказчик демонстрирует равнодушие к смыслу – фундаментальной категории для пушкинского рассказчика, который извлекает смысл из нарративов. В отличие от рассказчика Станционного смотрителя, рассказчик Поцелуя, который вначале претендует на звание интеллигента, в дальнейшем отказывается от рефлексии и поиска смысла, вручает свою агентность ординарцу Суровцеву, сливается с казацкой массой и взамен получает физическую любовь Томилиной, героини рассказа. Похожий контраст прослеживается между рассказчиком Поцелуя и Лютовым, рассказчиком бабелевского цикла Конармия. С одной стороны, этот поздний рассказ показывает, как изменился взгляд писателя на героя-рассказчика, не решавшегося ранее примкнуть к казакам, а теперь делающего свой выбор. С другой – Поцелуй демонстрирует, как изменилась, по мысли Бабеля, за минувшие после Пушкина сто лет роль мыслящего человека в России. Поцелуй, таким образом, представляет собой высказывание, которое можно интерпретировать как своеобразный «ответ» Станционному смотрителю.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"60 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"74478553","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.18778/1427-9681.15.21
Георгий Прохоров
В центре статьи – эволюция топосов, пришедших в русскую поэзию в эпоху барокко. Автор полемизирует с традиционным для России отношением к барокко как в явлению периферийному и чуждому русской культуре – скорее буферу между традиционным древнерусским и новым искусством, рожденным реформами Петра I и ориентированным на европейские образцы. Акцентируется риторическая природа русского классицизма, при котором античные мотивы и аллюзии – исключительно речевые формулы, введенные скорее как дань моде, притом что Россия никогда не была страной античной цивилизации. Соответственно, под этими формулами продолжает жить русская литературная традиция, а русский классицизм несет в себе отчетливые черты русского барокко. В статье сопоставляются произведения Симеона Полоцкого, Михаила Ломоносова, Гавриила Державина и вскрывается преемственность, выраженная общностью сюжетной ситуации и обращением к общему набору мотивов. Барочные элементы, вошедшие в русскую литературу при посредничестве Симеона Полоцкого, продолжают функционировать внутри духовной поэзии классицизма. Потому лирический герой Ломоносова парадоксально испытывает скепсис по поводу способности человеческого разума познавать и осмыслять природу; восхищается сверхъизбыточностью и непознаваемостью мироздания. В более поздней поэзии (ода Бог Гавриила Державина) пришедшая из барокко топика выражает переживания, характерные для мироощущения предромантизма. Мир предстает объектом, предназначенным для переживания индивидуальной личностью, зоной диалога между Творцом и человеком.
{"title":"Барочные отзвуки классицизма: Михаил Ломоносов, Гавриил Державин и Симеон Полоцкий","authors":"Георгий Прохоров","doi":"10.18778/1427-9681.15.21","DOIUrl":"https://doi.org/10.18778/1427-9681.15.21","url":null,"abstract":"В центре статьи – эволюция топосов, пришедших в русскую поэзию в эпоху барокко. Автор полемизирует с традиционным для России отношением к барокко как в явлению периферийному и чуждому русской культуре – скорее буферу между традиционным древнерусским и новым искусством, рожденным реформами Петра I и ориентированным на европейские образцы. Акцентируется риторическая природа русского классицизма, при котором античные мотивы и аллюзии – исключительно речевые формулы, введенные скорее как дань моде, притом что Россия никогда не была страной античной цивилизации. Соответственно, под этими формулами продолжает жить русская литературная традиция, а русский классицизм несет в себе отчетливые черты русского барокко. В статье сопоставляются произведения Симеона Полоцкого, Михаила Ломоносова, Гавриила Державина и вскрывается преемственность, выраженная общностью сюжетной ситуации и обращением к общему набору мотивов. Барочные элементы, вошедшие в русскую литературу при посредничестве Симеона Полоцкого, продолжают функционировать внутри духовной поэзии классицизма. Потому лирический герой Ломоносова парадоксально испытывает скепсис по поводу способности человеческого разума познавать и осмыслять природу; восхищается сверхъизбыточностью и непознаваемостью мироздания. В более поздней поэзии (ода Бог Гавриила Державина) пришедшая из барокко топика выражает переживания, характерные для мироощущения предромантизма. Мир предстает объектом, предназначенным для переживания индивидуальной личностью, зоной диалога между Творцом и человеком.","PeriodicalId":33179,"journal":{"name":"Acta Universitatis Lodziensis Folia Litteraria Rossica","volume":"1 1","pages":""},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"74482225","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}