Pub Date : 2019-12-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-2-74-86
E. Demidova
Статья посвящена рассмотрению понятий, выражающих идею персональности, в эссе М.М. Бахтина «К философии поступка» (1922–1924 гг.). Понятия «субъект», «личность», «Поступающий», «Я», «Другой», которые Бахтин использует в своих ранних работах, зачастую имеют различное содержание, что затрудняет понимание текста и идей автора. Можно выделить как минимум двоякое понимание личности Поступающего: с одной стороны, экзистенциалистско-персоналистическое – апеллирующее к некой цельной единице, обладающей самосознанием и ответственностью; и, с другой, коммуникативно-диалогическое, как то, что образуется и существует на границах коммуникации с другими. Таким образом, второе понимание, представленное в «Проблемах творчества Достоевского», фактически разрушает образ ответственной, поступающей, телесной личности, нравственного субъекта, заменяя его на ведущего диалог с другими, познающего других через диалог. В статье прослеживаются и анализируются контексты использования Бахтиным основных понятий, выражающих персональность. Для Бахтина интерсубъективность становится пространством возникновения самосознания личности, ее самоидентификации, а также появления нравственного долженствования, принятия норм и ценностей, определяющих поступки и действия Поступающего. В статье анализируется, кем являются эти субъекты у Бахтина, между которыми возникает интерсубъективность. Делается вывод об отсутствии у Бахтина целостного образа и понятия субъекта. Тем не менее, субъект Бахтина, как он представлен в эссе «К философии поступка», может быть охарактеризован как: конкретный, открытый, незавершенный, познающий, присваивающий ценности, самосознающий, автономный, конституирующий мир и Другого, волевой, но не активный, не поступающий – в смысле совершения каких-либо действий, направленных на Другого.
{"title":"The Personality of Act-performer in M.M. Bakhtin’s Essay “Toward a Philosophy of the Act”","authors":"E. Demidova","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-2-74-86","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-2-74-86","url":null,"abstract":"Статья посвящена рассмотрению понятий, выражающих идею персональности, в эссе М.М. Бахтина «К философии поступка» (1922–1924 гг.). Понятия «субъект», «личность», «Поступающий», «Я», «Другой», которые Бахтин использует в своих ранних работах, зачастую имеют различное содержание, что затрудняет понимание текста и идей автора. Можно выделить как минимум двоякое понимание личности Поступающего: с одной стороны, экзистенциалистско-персоналистическое – апеллирующее к некой цельной единице, обладающей самосознанием и ответственностью; и, с другой, коммуникативно-диалогическое, как то, что образуется и существует на границах коммуникации с другими. Таким образом, второе понимание, представленное в «Проблемах творчества Достоевского», фактически разрушает образ ответственной, поступающей, телесной личности, нравственного субъекта, заменяя его на ведущего диалог с другими, познающего других через диалог. В статье прослеживаются и анализируются контексты использования Бахтиным основных понятий, выражающих персональность. Для Бахтина интерсубъективность становится пространством возникновения самосознания личности, ее самоидентификации, а также появления нравственного долженствования, принятия норм и ценностей, определяющих поступки и действия Поступающего. В статье анализируется, кем являются эти субъекты у Бахтина, между которыми возникает интерсубъективность. Делается вывод об отсутствии у Бахтина целостного образа и понятия субъекта. Тем не менее, субъект Бахтина, как он представлен в эссе «К философии поступка», может быть охарактеризован как: конкретный, открытый, незавершенный, познающий, присваивающий ценности, самосознающий, автономный, конституирующий мир и Другого, волевой, но не активный, не поступающий – в смысле совершения каких-либо действий, направленных на Другого.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"1 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-12-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"131100643","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-12-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-2-17-37
A. Razin, A. Prokofyev, E. Belyaeva, O. Zubets, Maria L. Galfond, A. Sychev, V. M. Artemov, Alexey V. Babanov, R. Apressyan, A. Gadzhikurbanov, O. Artemieva, V. Nazarov, Konstantin E. Troitskiy, E. Soloviev, P. Tishchenko, N. Khafizova, E. Koval
11–12 марта 2019 г. в Институте философии РАН состоялся симпозиум «Нравственная философия и этика», посвященный 80-летию академика РАН Абдусалама Абдулкеримовича Гусейнова. Вниманию читателей предлагаются сокращенный вариант материалов симпозиума. Полная версия – доклад академика А.А. Гусейнова и его обсуждение опубликованы в журнале «Гуманитарные ведомости Тульского государственного педагогического университета им. Л.Н. Толстого» (2019. № …). В отличие от сокращенной и переработанной версии, представленной в журнале «Этическая мысль», доклад А.А. Гусейнова на симпозиуме содержал пространную историко-этическую часть, на материале которой он выделил и представил наиболее типичные ответы на ключевой, с его точки зрения, вопрос морали: как субъективно задаваемую нацеленность поступков согласовать с их объективным содержанием, чтобы придать ей общественно значимый смысл? В предлагаемой версии доклад сокращен автором главным образом за счет историко-этической части. Между тем, ряд участников симпозиума в своих выступлениях откликнулись именно на историко-этические рассуждения докладчика. В общем, представляемые материалы – доклад и выступления, даже будучи сокращенными, в полной мере отражают весь круг обсуждавшихся на симпозиуме вопросов и дают целостное впечатление о том интересном научном событии.
2019年3月11日至12日，在ran哲学研究所举行了“道德哲学与伦理”研讨会。读者们注意到研讨会材料的缩写。完整的版本- a . huseynov的报告和讨论发表在《塔尔州立师范大学人文日志》中。ln .托尔斯泰(2019年)№……)。减少并回收的版本不同,协会杂志《伦理思想”,报告гусейнов座谈会上包含了长篇历史学家道德部分分离并提交最典型的材料的关键,在他看来,问题的答案莫兰:问什么主观针对性行为与他们客观内容,让她公众重视意义?在拟议版本中，提交人主要以牺牲历史和伦理部分为代价减少了报告。与此同时，一些与会者在他们的演讲中对报告员的历史伦理推理做出了回应。总的来说，报告和发言，即使被删节，也充分反映了研讨会上讨论的所有问题，给人的印象是一个有趣的科学事件。
{"title":"Proceedings of a Discussion on the Paper “Moral Philosophy and Ethics”, by Abduslam Guseynov, a Member of Russian Academy of Sciences","authors":"A. Razin, A. Prokofyev, E. Belyaeva, O. Zubets, Maria L. Galfond, A. Sychev, V. M. Artemov, Alexey V. Babanov, R. Apressyan, A. Gadzhikurbanov, O. Artemieva, V. Nazarov, Konstantin E. Troitskiy, E. Soloviev, P. Tishchenko, N. Khafizova, E. Koval","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-2-17-37","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-2-17-37","url":null,"abstract":"11–12 марта 2019 г. в Институте философии РАН состоялся симпозиум «Нравственная философия и этика», посвященный 80-летию академика РАН Абдусалама Абдулкеримовича Гусейнова. Вниманию читателей предлагаются сокращенный вариант материалов симпозиума. Полная версия – доклад академика А.А. Гусейнова и его обсуждение опубликованы в журнале «Гуманитарные ведомости Тульского государственного педагогического университета им. Л.Н. Толстого» (2019. № …). В отличие от сокращенной и переработанной версии, представленной в журнале «Этическая мысль», доклад А.А. Гусейнова на симпозиуме содержал пространную историко-этическую часть, на материале которой он выделил и представил наиболее типичные ответы на ключевой, с его точки зрения, вопрос морали: как субъективно задаваемую нацеленность поступков согласовать с их объективным содержанием, чтобы придать ей общественно значимый смысл? В предлагаемой версии доклад сокращен автором главным образом за счет историко-этической части. Между тем, ряд участников симпозиума в своих выступлениях откликнулись именно на историко-этические рассуждения докладчика. В общем, представляемые материалы – доклад и выступления, даже будучи сокращенными, в полной мере отражают весь круг обсуждавшихся на симпозиуме вопросов и дают целостное впечатление о том интересном научном событии.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"26 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-12-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"115290307","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-12-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-2-112-127
A. Prokofyev
В статье предпринята попытка реконструировать процесс, в ходе которого в истории западной этической мысли сформировалось нормативное содержание, задающее идею справедливой войны. Во второй половине XX в. на основе этого содержания была создана развернутая теория справедливой войны, являющаяся одним из самых успешных примеров систематического соединения моральных критериев, регулирующих отдельную социальную практику. Автор прослеживает зарождение представлений об условиях справедливого вступления в войну и нравственных ограничениях ведения военных действий в греческой и римской античности, а также анализирует историю интегрирования в христианскую моральную доктрину тезиса о том, что достижение справедливого мира подчас требует использования вооруженной силы. Специальное внимание уделено реконструкции высшей точки развития представлений о справедливой войне в католической моральной теологии – трактатам схоластов XVI –XVII вв., в которых справедливая война была отграничена от священной и обсуждались все основные элементы позднейшей теории справедливой войны. В новоевропейском историческом контексте ключевым событием в области этики войны стало анализируемое в статье взаимодействие двух традиций – традиции справедливой войны и традиции регулярной войны. Это взаимодействие привело к формированию концепций, в которых были глубоко осмыслены эпистемологические сложности, связанные с выявлением правого дела, и получили тщательную проработку правила ведения военных действий. Именно влияние традиции регулярной войны привело к тому, что на настоящий момент отражение агрессии считается главным проявлением правого дела.
{"title":"The Idea of Just War in the Western Ethical Tradition (from Antiquity to the Mid-18th Century)","authors":"A. Prokofyev","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-2-112-127","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-2-112-127","url":null,"abstract":"В статье предпринята попытка реконструировать процесс, в ходе которого в истории западной этической мысли сформировалось нормативное содержание, задающее идею справедливой войны. Во второй половине XX в. на основе этого содержания была создана развернутая теория справедливой войны, являющаяся одним из самых успешных примеров систематического соединения моральных критериев, регулирующих отдельную социальную практику. Автор прослеживает зарождение представлений об условиях справедливого вступления в войну и нравственных ограничениях ведения военных действий в греческой и римской античности, а также анализирует историю интегрирования в христианскую моральную доктрину тезиса о том, что достижение справедливого мира подчас требует использования вооруженной силы. Специальное внимание уделено реконструкции высшей точки развития представлений о справедливой войне в католической моральной теологии – трактатам схоластов XVI –XVII вв., в которых справедливая война была отграничена от священной и обсуждались все основные элементы позднейшей теории справедливой войны. В новоевропейском историческом контексте ключевым событием в области этики войны стало анализируемое в статье взаимодействие двух традиций – традиции справедливой войны и традиции регулярной войны. Это взаимодействие привело к формированию концепций, в которых были глубоко осмыслены эпистемологические сложности, связанные с выявлением правого дела, и получили тщательную проработку правила ведения военных действий. Именно влияние традиции регулярной войны привело к тому, что на настоящий момент отражение агрессии считается главным проявлением правого дела.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"52 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-12-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"114685177","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-12-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-2-87-97
Johanna Ohlsson
Каково разумное понимание различных форм обоснования и в какой степени они применимы к процессам, ведущим к принятию политических решений? Какова природа политических решений, подлежащих обоснованию, и какую роль в формировании этих решений может играть мораль, в особенности – в отношении доводов, предложенных в качестве аргументов в пользу вовлеченности внешней государственной политики в миротворчество? Для рассмотрения этих вопросов в статье используются концепции обоснования и в некоторой степени легитимации политических решений и действий. В частности, в статье обсуждается различение между прагматическим, моральным, этическим обоснованием и легитимацией. Показано, что прагматическое обоснование требует политического, или стратегического подхода к обосновываемому решению, моральное обоснование касается правильности или неправильности оснований политических решений. Этическое же обоснование касается принципов, определяющих решения. В данной статье утверждается, что все три вида обоснования должны рассматриваться на различных уровнях. Позиция, которая отстаивается в данной статье, основана на Кантовом подходе к обоснованию политических решений и апеллирует к аргументам Иммануила Канта, Юргена Хабермаса и Райнера Форста. Это позволяет подчеркнуть роль человека как рационального существа, а также принципы, лежащие в основе аргументов принятий решений о вовлеченности в миростроительство. Основываясь на приводимых в статье рассуждениях, я отстаиваю то понимание, что аргументы в пользу политических решений во внешней политике прежде всего следует понимать как попытки прагматического и морального обоснования.
{"title":"On the Ethical, Moral and Pragmatic Justification of Political Decisions","authors":"Johanna Ohlsson","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-2-87-97","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-2-87-97","url":null,"abstract":"Каково разумное понимание различных форм обоснования и в какой степени они применимы к процессам, ведущим к принятию политических решений? Какова природа политических решений, подлежащих обоснованию, и какую роль в формировании этих решений может играть мораль, в особенности – в отношении доводов, предложенных в качестве аргументов в пользу вовлеченности внешней государственной политики в миротворчество? Для рассмотрения этих вопросов в статье используются концепции обоснования и в некоторой степени легитимации политических решений и действий. В частности, в статье обсуждается различение между прагматическим, моральным, этическим обоснованием и легитимацией. Показано, что прагматическое обоснование требует политического, или стратегического подхода к обосновываемому решению, моральное обоснование касается правильности или неправильности оснований политических решений. Этическое же обоснование касается принципов, определяющих решения. В данной статье утверждается, что все три вида обоснования должны рассматриваться на различных уровнях. Позиция, которая отстаивается в данной статье, основана на Кантовом подходе к обоснованию политических решений и апеллирует к аргументам Иммануила Канта, Юргена Хабермаса и Райнера Форста. Это позволяет подчеркнуть роль человека как рационального существа, а также принципы, лежащие в основе аргументов принятий решений о вовлеченности в миростроительство. Основываясь на приводимых в статье рассуждениях, я отстаиваю то понимание, что аргументы в пользу политических решений во внешней политике прежде всего следует понимать как попытки прагматического и морального обоснования.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"100 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-12-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"114578503","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-12-25DOI: 10.21146//2074-4870-2019-19-2-128-136
L. Yakushev
The purpose of the article is to substantiate the extension of traditional just war theory to the post war period. The author believes that prerequisites for creating the system of principles governing the actions of the participants of a military conflict in the postwar period (the so-called "jus post bellum") is embedded in the very foundations of just war theory. This thesis is confirmed by some historical precedents (Augustine, Francisco de Vitoria, Hugo Grotius, Immanuel Kant). However, the systematic research of the subject started only in the second half of the XX-th century. The interest in jus post bellum was renewed due to the increase the devastating effects of modern warfare, the growing recognition of the priority of human rights and the expanding interdependence of the members of the international community. Contemporary ethicists and political philosophers suggested some versions of jus post bellum for the classical interstate wars. The situation is much less clear with jus post bellum for the non-classical military conflicts where non-state participants are involved. Filling this gap is one of the most important tasks of just war theory.
{"title":"Jus Post Bellum in Just War Theory","authors":"L. Yakushev","doi":"10.21146//2074-4870-2019-19-2-128-136","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146//2074-4870-2019-19-2-128-136","url":null,"abstract":"The purpose of the article is to substantiate the extension of traditional just war theory to the post war period. The author believes that prerequisites for creating the system of principles governing the actions of the participants of a military conflict in the postwar period (the so-called \"jus post bellum\") is embedded in the very foundations of just war theory. This thesis is confirmed by some historical precedents (Augustine, Francisco de Vitoria, Hugo Grotius, Immanuel Kant). However, the systematic research of the subject started only in the second half of the XX-th century. The interest in jus post bellum was renewed due to the increase the devastating effects of modern warfare, the growing recognition of the priority of human rights and the expanding interdependence of the members of the international community. Contemporary ethicists and political philosophers suggested some versions of jus post bellum for the classical interstate wars. The situation is much less clear with jus post bellum for the non-classical military conflicts where non-state participants are involved. Filling this gap is one of the most important tasks of just war theory.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"34 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-12-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"129102869","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-12-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-2-63-73
R. Platonov
В статье исследуется влияние античной философии на моральную философию раннего Нового времени на примере рецепции идей Аристотеля в трактате Г. Гроция «Оправе войны и мира». Ставится цель определить форму и содержание такой рецепции, выявить основные концепций в моральной философии Г. Гроция образованные под влиянием Аристотеля. Особое внимание уделяется концепции справедливости как центральной для учения Г. Гроция о естественном праве. Исследование проводится посредством сравнительного понятийного анализа, при котором влияние устанавливается на основе систематизации текстологических свидетельств употребления и заимствования отдельных понятий или суждений. В результате определяются типы обращения Г. Гроция к текстам Аристотеля. Выясняется, что Аристотель в основном используется как источник сведений, также часто заимствуются его отдельные суждения для аргументации, но обращение к нему как к философу вторично, т.к. Г. Гроций оспаривает большинство его концепций. Однако им признается значение методологических наработок Аристотеля в области практических наук, в первую очередь для структурирования социальных практик. Делается вывод, что обращение Г. Гроция к философии Аристотеля не имеет систематического характера, во многом демонстрируя лишь эрудицию автора. В такой ситуации сравнительный понятийный анализ не дает удовлетворительного результата, т.к. влияние оказывается на уровне общекультурного развития автора. Соответственно, о таком влиянии нельзя получить точных сведений, а его исследование возможно только как весьма интерпретационное сравнение идей.
{"title":"Aristotle in the Moral Philosophy of the Early Modern Period (Treatise of H. Grotius «On the Law of War and Peace»)","authors":"R. Platonov","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-2-63-73","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-2-63-73","url":null,"abstract":"В статье исследуется влияние античной философии на моральную философию раннего Нового времени на примере рецепции идей Аристотеля в трактате Г. Гроция «Оправе войны и мира». Ставится цель определить форму и содержание такой рецепции, выявить основные концепций в моральной философии Г. Гроция образованные под влиянием Аристотеля. Особое внимание уделяется концепции справедливости как центральной для учения Г. Гроция о естественном праве. Исследование проводится посредством сравнительного понятийного анализа, при котором влияние устанавливается на основе систематизации текстологических свидетельств употребления и заимствования отдельных понятий или суждений. В результате определяются типы обращения Г. Гроция к текстам Аристотеля. Выясняется, что Аристотель в основном используется как источник сведений, также часто заимствуются его отдельные суждения для аргументации, но обращение к нему как к философу вторично, т.к. Г. Гроций оспаривает большинство его концепций. Однако им признается значение методологических наработок Аристотеля в области практических наук, в первую очередь для структурирования социальных практик. Делается вывод, что обращение Г. Гроция к философии Аристотеля не имеет систематического характера, во многом демонстрируя лишь эрудицию автора. В такой ситуации сравнительный понятийный анализ не дает удовлетворительного результата, т.к. влияние оказывается на уровне общекультурного развития автора. Соответственно, о таком влиянии нельзя получить точных сведений, а его исследование возможно только как весьма интерпретационное сравнение идей.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"PP 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-12-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"126533724","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-08-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-1-63-75
M. Korzo
The phenomenon of “uncertain” and “scrupulous” conscience, that is, conscience, which is difficult to make a decision in a situation of doubt, and therefore is subject to both rational and irrational fears, has drawn attention at the turn of the Early Modern Times as a consequence of changes in the practice of the penance, different social, religious, and theoretical factors. Proposed by I. Nieder, J. Gerson and Antonin of Florence practical procedures for overcoming the situation of moral uncertainty testified to the gradual break with the medieval tradition of tutiorism, which states that in all cases of uncertainty the safer side is to be preferred, and later developed in the ideas of probabilism. Its origin was influenced by the blossoming of Neopirronism and the evolution of the Aristotelian concept of “probability” in the direction of Cicero’s more reasons-based notion, but also by the Reformation and confessional fragmentation of Europe, the discovery of the New World, the development of science. The Jesuits moved to the position of probabilism in the 1580s, taking from the rhetorical heritage of Cicero the principle of adaptation, but also in connection with the consistency of probabilism to one of the main principles of the spirituality of the Jesuits – the ability to make the right choice of means to achieve the highest goal depending on the current situation. The probabilistic reasoning assimilated by the Jesuits was spread both through their system of education and manuals for confessors, in which the post tridentine legal image of confession as a kind of judicial process was significantly “softened”. The benign way of guiding consciences was one of the reasons for the attacks by the Jansenists who criticized the laxism, which developed from probabilism, bringing the latter to the point of absurdity.
{"title":"Probabilism and the problem of “uncertain” conscience in the Early Modern Times: Historical and Theoretical Contexts","authors":"M. Korzo","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-1-63-75","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-1-63-75","url":null,"abstract":"The phenomenon of “uncertain” and “scrupulous” conscience, that is, conscience, which is difficult to make a decision in a situation of doubt, and therefore is subject to both rational and irrational fears, has drawn attention at the turn of the Early Modern Times as a consequence of changes in the practice of the penance, different social, religious, and theoretical factors. Proposed by I. Nieder, J. Gerson and Antonin of Florence practical procedures for overcoming the situation of moral uncertainty testified to the gradual break with the medieval tradition of tutiorism, which states that in all cases of uncertainty the safer side is to be preferred, and later developed in the ideas of probabilism. Its origin was influenced by the blossoming of Neopirronism and the evolution of the Aristotelian concept of “probability” in the direction of Cicero’s more reasons-based notion, but also by the Reformation and confessional fragmentation of Europe, the discovery of the New World, the development of science. The Jesuits moved to the position of probabilism in the 1580s, taking from the rhetorical heritage of Cicero the principle of adaptation, but also in connection with the consistency of probabilism to one of the main principles of the spirituality of the Jesuits – the ability to make the right choice of means to achieve the highest goal depending on the current situation. The probabilistic reasoning assimilated by the Jesuits was spread both through their system of education and manuals for confessors, in which the post tridentine legal image of confession as a kind of judicial process was significantly “softened”. The benign way of guiding consciences was one of the reasons for the attacks by the Jansenists who criticized the laxism, which developed from probabilism, bringing the latter to the point of absurdity.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"39 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-08-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"124422647","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-08-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-1-127-140
A. Sudakov
This paper, conceived in the genre of an anti-critique, tries to evaluate the solidity of A.G.Myasnikov's critical remarks concerning my suggestion of contradictions in the structure of Kant's philosophical proof for his «postulate of God's existence», in connection with the philosopher's doctrine of virtue and happiness/beatitude. In this regard, by dwelling on the nature of the highest derived good in the Groundwork of the Metaphysics of Morals, as well as on the essence of Kantian ethical universalization, the article points out, that the Kantian debate did not take place, as long as the opponent's reasons do not touch the topic really problematized in the paper which he has been criticizing. A review of objections in concern with the «ethical incoherences» in the argumentative structure of the moral argument leads to the very same conclusion: My opponent's criticism does not intend to analyze my essay in reconstructing Kant's philosophical justification of the «postulate of God», but merely to protest against my remarks concerning this justification, and therefore my opponent conceives the said remarks as a partial search for «incoherences» – in Kant’s ethical doctrine in general, but not in his ethico-theology in particular. Protestations against reflections which are motivated by Kant's ethico-theology refuse to enter the field of ethico-theology proper, because my opponent regards any theology as extra-scientific. In conclusion the paper articulates a well-argued objection to my opponent's opinion, according to which Jesus Christ of the Gospels promises to his disciples, and grants to the people whose affections He heals, happiness/beatitude in this world. If the highest good of the evangelical ethics can be proved to be «mononuclear», then the point of interrelation between Kantian and Christian morals appears in quite a different lighting.
{"title":"Unfulfilled Debate on Ethicotheology","authors":"A. Sudakov","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-1-127-140","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-1-127-140","url":null,"abstract":"This paper, conceived in the genre of an anti-critique, tries to evaluate the solidity of A.G.Myasnikov's critical remarks concerning my suggestion of contradictions in the structure of Kant's philosophical proof for his «postulate of God's existence», in connection with the philosopher's doctrine of virtue and happiness/beatitude. In this regard, by dwelling on the nature of the highest derived good in the Groundwork of the Metaphysics of Morals, as well as on the essence of Kantian ethical universalization, the article points out, that the Kantian debate did not take place, as long as the opponent's reasons do not touch the topic really problematized in the paper which he has been criticizing. A review of objections in concern with the «ethical incoherences» in the argumentative structure of the moral argument leads to the very same conclusion: My opponent's criticism does not intend to analyze my essay in reconstructing Kant's philosophical justification of the «postulate of God», but merely to protest against my remarks concerning this justification, and therefore my opponent conceives the said remarks as a partial search for «incoherences» – in Kant’s ethical doctrine in general, but not in his ethico-theology in particular. Protestations against reflections which are motivated by Kant's ethico-theology refuse to enter the field of ethico-theology proper, because my opponent regards any theology as extra-scientific. In conclusion the paper articulates a well-argued objection to my opponent's opinion, according to which Jesus Christ of the Gospels promises to his disciples, and grants to the people whose affections He heals, happiness/beatitude in this world. If the highest good of the evangelical ethics can be proved to be «mononuclear», then the point of interrelation between Kantian and Christian morals appears in quite a different lighting.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"36 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-08-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"115578746","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-08-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-1-157-162
R. Apressyan
Приветствуя идею защиты человека, предложенную Н.С. Розовым в качестве «этического ядра гуманизма», автор выражает сомнение в обоснованности выбранного Розовым стратегии представления антропростасии, которая, с одной стороны, сводится к невреждению, причем в слабой форме соблюдения условий, обеспечивающих благо людей, а с другой – к действенности политико-правового порядка. Тем самым затушевывается специфическое ценностно-императивное содержание антропростасии. В полемике с Розовым утверждается, что для раскрытия действительного нормативно-этического содержания принципа антропростасии следует показать его место среди других моральных принципов (в наиболее простом выражении – справедливости и милосердия) и его роль в отношениях, типа: Я – Другой – Третий.
作者赞扬n . s . ropinov将保护人类作为“人类主义的道德核心”所提出的保护人类的理念，他对拟人化的粉色战略的有效性表示怀疑，这一战略既不有害，又对维护人民利益的条件的温和遵守，又对政治和法律秩序的有效性表示怀疑。因此，拟人化的具体价值-当务之需内容正在消失。有人争辩说，为了揭示拟人化原则的实际规范和伦理内容，必须在其他道德原则(最简单的术语是正义与仁慈)和他在关系中的作用，例如:我是另一个人。
{"title":"Protection of a human being as a moral principle","authors":"R. Apressyan","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-1-157-162","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-1-157-162","url":null,"abstract":"Приветствуя идею защиты человека, предложенную Н.С. Розовым в качестве «этического ядра гуманизма», автор выражает сомнение в обоснованности выбранного Розовым стратегии представления антропростасии, которая, с одной стороны, сводится к невреждению, причем в слабой форме соблюдения условий, обеспечивающих благо людей, а с другой – к действенности политико-правового порядка. Тем самым затушевывается специфическое ценностно-императивное содержание антропростасии. В полемике с Розовым утверждается, что для раскрытия действительного нормативно-этического содержания принципа антропростасии следует показать его место среди других моральных принципов (в наиболее простом выражении – справедливости и милосердия) и его роль в отношениях, типа: Я – Другой – Третий.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"69 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-08-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"131785115","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2019-08-25DOI: 10.21146/2074-4870-2019-19-1-76-88
T. Artemyeva
The article is devoted to Russian moral philosophy in the Enlightenment. The author notes the complex structure of Russian society and, as a consequence, co-existence of several philosophical and ethical models. There were three intellectual networks in relation to three important elite institutions: academics, the Orthodox Church, and the nobility. Inside the academic milieu, ethics was studied in the metaphysical context as the problem of the immortality of the soul, the pre-established harmony, theodicy, etc. The problems of “practical philosophy”, for example, moral aspects of law, were also studied at academic institutions. The Orthodox Church and noble societies often used metaphorical forms of abstract ideas and their visual forms for illustrations. Moral theory was represented by oppositions of virtues and vices as well as accentuations of civic virtues. Emblems were used as visual codes to represent philosophical and moral concepts with their conventional content. The author analyzes ways of virtues and vices visualization using examples from emblem books, Orthodox editions, and civil ceremonies which demonstrated samples approved by the ruling elite. Elisabeth Petrovna’s and Catherine II’s coronations are carefully studied. Many sources are used for the first time in the context of history of philosophy and the moral thought. It is concluded that the visual communication was an important way to create “texts of culture” with emblems as their semantical units.
{"title":"Emblematic Forms of Moral Concepts in the Epoch of Enlightenment in Russia","authors":"T. Artemyeva","doi":"10.21146/2074-4870-2019-19-1-76-88","DOIUrl":"https://doi.org/10.21146/2074-4870-2019-19-1-76-88","url":null,"abstract":"The article is devoted to Russian moral philosophy in the Enlightenment. The author notes the complex structure of Russian society and, as a consequence, co-existence of several philosophical and ethical models. There were three intellectual networks in relation to three important elite institutions: academics, the Orthodox Church, and the nobility. Inside the academic milieu, ethics was studied in the metaphysical context as the problem of the immortality of the soul, the pre-established harmony, theodicy, etc. The problems of “practical philosophy”, for example, moral aspects of law, were also studied at academic institutions. The Orthodox Church and noble societies often used metaphorical forms of abstract ideas and their visual forms for illustrations. Moral theory was represented by oppositions of virtues and vices as well as accentuations of civic virtues. Emblems were used as visual codes to represent philosophical and moral concepts with their conventional content. The author analyzes ways of virtues and vices visualization using examples from emblem books, Orthodox editions, and civil ceremonies which demonstrated samples approved by the ruling elite. Elisabeth Petrovna’s and Catherine II’s coronations are carefully studied. Many sources are used for the first time in the context of history of philosophy and the moral thought. It is concluded that the visual communication was an important way to create “texts of culture” with emblems as their semantical units.","PeriodicalId":360102,"journal":{"name":"Ethical Thought","volume":"15 2 1","pages":"0"},"PeriodicalIF":0.0,"publicationDate":"2019-08-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"116799948","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
京公网安备 11010802042870号
京ICP备2023020795号-1
扫码关注我们
求助内容：
应助结果提醒方式：