Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.23951/2307-6119-2022-3-142-148
Константин Андреевич Сагалаев
Исследуется современное состояние ритуального употребления мухоморов – одной из обрядовых традиций коряков. Дается историографический обзор литературы на данную тему, начиная с материалов II Камчатской экспедиции (1733–1743), рассматриваются наскальные рисунки на берегах реки Пегтымель (Чукотка) в контексте употребления мухоморов. Показано место мухоморов и грибов вообще в культурах народов Сибири и Дальнего Востока. Анализируются основные ситуации – как сакральные, так и профанные, в которых употребляются мухоморы: это и обрядовые праздники, и трудное жизненное положение, в котором мухомор может подсказать решение, и предстоящая тяжелая работа, и необходимость «пообщаться» с умершими родственниками, и просто желание испытать наркотическое опьянение. Описывается обряд ритуального употребления мухоморов, зафиксированный автором статьи в Олюторском районе Корякского АО в ходе экспедиции 2004 г. Рассматриваются правила и запреты, связанные с ритуалом, допустимое количество грибов для приема за один раз, способы сбора и употребления мухоморов в сопоставлении с опубликованными в литературе данными. Приводятся записанные от информантов тексты, касающиеся ситуаций, связанных с употреблением мухоморов, их рассказы о собственном опыте и случаях с их знакомыми и родственниками. Описываются записанные после употребления мухоморов фольклорные тексты – так называемые мухоморные песни и мухоморные сказки. Делается вывод о двух параллельно существующих в настоящее время традициях употребления мухоморов на Камчатке – сакральной и ритуализованной, с одной стороны, и бытовой наркомании (в основном в городе) – с другой. Первая традиция представляется существующей в живом бытовании, хотя и подвергающейся естественной трансформации. Статья вводит в научный оборот обширный новый полевой материал и может быть интересна для этнологов и фольклористов. The article discusses the current use of fly agaric mushrooms in rituals among the Koryaks, a native people of the Russian Far East. It provides a review of previous research on the subject, including the Second Kamchatka Expedition (1733–1743) and rock paintings found in the Pegtymel River region of Chukotka. The article also examines the role of fly agaric and other mushrooms in the cultures of Siberia and the Russian Far East. It describes the main occasions, both sacred and secular, in which fly agaric mushrooms are used, and presents new field material collected by the author during an expedition to the Olyutorsk region of the Koryak Autonomous Area in 2004. This material includes accounts from informants of their own experiences with fly agaric mushrooms and those of their friends and relatives, as well as folklore texts known as “fly agaric songs” and “fly agaric tales” that were recorded after the use of the mushrooms. The author concludes that there are two parallel traditions of fly agaric consumption in Kamchatka – sacral and ritualized on the one hand, and common drug addiction (mostly in the city) on the other
{"title":"RITUAL USE OF FLY AGARICS BY MODERN KORYAKS","authors":"Константин Андреевич Сагалаев","doi":"10.23951/2307-6119-2022-3-142-148","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-3-142-148","url":null,"abstract":"Исследуется современное состояние ритуального употребления мухоморов – одной из обрядовых традиций коряков. Дается историографический обзор литературы на данную тему, начиная с материалов II Камчатской экспедиции (1733–1743), рассматриваются наскальные рисунки на берегах реки Пегтымель (Чукотка) в контексте употребления мухоморов. Показано место мухоморов и грибов вообще в культурах народов Сибири и Дальнего Востока. Анализируются основные ситуации – как сакральные, так и профанные, в которых употребляются мухоморы: это и обрядовые праздники, и трудное жизненное положение, в котором мухомор может подсказать решение, и предстоящая тяжелая работа, и необходимость «пообщаться» с умершими родственниками, и просто желание испытать наркотическое опьянение. Описывается обряд ритуального употребления мухоморов, зафиксированный автором статьи в Олюторском районе Корякского АО в ходе экспедиции 2004 г. Рассматриваются правила и запреты, связанные с ритуалом, допустимое количество грибов для приема за один раз, способы сбора и употребления мухоморов в сопоставлении с опубликованными в литературе данными. Приводятся записанные от информантов тексты, касающиеся ситуаций, связанных с употреблением мухоморов, их рассказы о собственном опыте и случаях с их знакомыми и родственниками. Описываются записанные после употребления мухоморов фольклорные тексты – так называемые мухоморные песни и мухоморные сказки. Делается вывод о двух параллельно существующих в настоящее время традициях употребления мухоморов на Камчатке – сакральной и ритуализованной, с одной стороны, и бытовой наркомании (в основном в городе) – с другой. Первая традиция представляется существующей в живом бытовании, хотя и подвергающейся естественной трансформации. Статья вводит в научный оборот обширный новый полевой материал и может быть интересна для этнологов и фольклористов.\u0000 The article discusses the current use of fly agaric mushrooms in rituals among the Koryaks, a native people of the Russian Far East. It provides a review of previous research on the subject, including the Second Kamchatka Expedition (1733–1743) and rock paintings found in the Pegtymel River region of Chukotka. The article also examines the role of fly agaric and other mushrooms in the cultures of Siberia and the Russian Far East. It describes the main occasions, both sacred and secular, in which fly agaric mushrooms are used, and presents new field material collected by the author during an expedition to the Olyutorsk region of the Koryak Autonomous Area in 2004. This material includes accounts from informants of their own experiences with fly agaric mushrooms and those of their friends and relatives, as well as folklore texts known as “fly agaric songs” and “fly agaric tales” that were recorded after the use of the mushrooms. The author concludes that there are two parallel traditions of fly agaric consumption in Kamchatka – sacral and ritualized on the one hand, and common drug addiction (mostly in the city) on the other","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"43859241","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.23951/2307-6119-2022-3-97-109
Евгений Владимирович Барсуков
«Чертежная книга Сибири» – уникальный источник по истории и географии Сибири XVII–XVIII вв. Представлен анализ входящего в ее состав документа – «Чертежа земли Нарымского города». В русский период истории эта территория была известна под собирательным названием «Нарымский край». Согласно современному административному делению, это центральная и северная часть Томской области. Условной топографической основой этого чертежа является гидрографическая сеть, которая представлена фрагментом среднего течения бассейна р. Оби. Одним из ее важнейших элементов являются озера, представленные на нарымском чертеже несколькими типами условных обозначений. Нарымский край известен богатством и обилием озер, однако на данной карте С. У. Ремезова зафиксировано только 12 водоемов этого типа. Также анализируются особенности локализации этих озер на чертеже и изучение используемых картографом условных знаков и текста легенд, представленных на русском и голландском языке. На основании комплекса источников, сведений исследователей и путешественников XVIII–XIX вв. и исторических картографических материалов проводится идентификация обозначенных С. У. Ремезовым озер с известными на исторических и современных картографических материалах водоемами. Рассматривается вопрос о критериях выбора картографом для фиксации на чертеже конкретных водных объектов, изучается их значение для местного населения. Делается вывод, что С. У. Ремезовым зафиксированы реально существующие географические объекты, которые, по данным комплексного анализа источников, могут быть соотнесены с озерами, зафиксированными на современных географических картах. Эти водоемы являлись важным элементом системы жизнеобеспечения обитателей Нарымского края, были хорошо им известны, причем выявляются не только промысловые качества этих озер, но и их культовое значение. Отмечается, что большая часть отмеченных на нарымском чертеже водоемов географически тяготеет к очагам раннего русского освоения, что характеризует специфику сбора С. У. Ремезовым информации и особенности используемых им сведений и источников. “The Drawing Book of Siberia” is a unique source on the history and geography of Siberia in the XVII– XVIII centuries written by the Russian cartographer S. U. Remezov. It contains a document called “The Drawing of the Narym City Territory”. Narym region is known for the abundance of lakes, but on this map by S. U. Remezov only 12 reservoirs of this type are recorded. The aim of the article is to analyze the localization features of these lakes on the map. The criteria for selecting specific water objects for registration on the drawing are considered, and their significance for the local population is studied. On the basis of various historical and cartographic materials, a conclusion is drawn that S. U. Remezov marked real geographical objects, which according to a comprehensive analysis of the sources can be associated with the lakes, indicated on modern geographical maps. These reservoirs played an importan
《西伯利亚图纸书》是17-18世纪西伯利亚历史和地理的独特来源。介绍了对其文件“纳里姆市土地图纸”的分析。在俄罗斯历史时期,这个地区被称为“纳里姆地区”。根据现代行政区划,它是托木斯克州的中部和北部。该图纸的条件地形基础是水文网络,该网络由河流域中流的碎片表示。欧比它最重要的元素之一是湖泊,在纳里姆图纸上有几种符号。纳里姆地区以丰富的湖泊而闻名,但在这张地图上。哦。雷米佐娃只记录了12个这种类型的水体。此外,还分析了这些湖泊在图纸上本地化的特点,并研究了制图员使用的条件符号和用俄语和荷兰语呈现的传说文本。根据18-19世纪的资料来源、研究人员和旅行者的信息。和历史地图材料的标识。哦。雷梅佐沃湖以历史和现代地图材料闻名。考虑了制图员在绘图中选择特定水体的标准,并研究了它们对当地居民的意义。结论是C。哦。雷梅佐夫记录了实际存在的地理物体,根据对资源的综合分析,这些物体可以与现代地理地图上记录的湖泊相关联。这些水体是纳里姆边疆区居民生活保障系统的重要组成部分,众所周知,不仅这些湖泊的渔业质量得到了揭示,而且它们的宗教意义也得到了揭示。值得注意的是,在纳里姆图纸上标记的大部分水体在地理上倾向于早期俄罗斯开发的热点,这是收集C的特殊性的特征。哦。更新的信息及其使用的信息和来源的特点。“The Drawing Book of Siberia” is a unique source on the history and geography of Siberia in the XVII– XVIII centuries written by the Russian cartographer S. U. Remezov. It contains a document called “The Drawing of the Narym City Territory”. Narym region is known for the abundance of lakes, but on this map by S. U. Remezov only 12 reservoirs of this type are recorded. The aim of the article is to analyze the localization features of these lakes on the map. The criteria for selecting specific water objects for registration on the drawing are considered, and their significance for the local population is studied. On the basis of various historical and cartographic materials, a conclusion is drawn that S. U. Remezov marked real geographical objects, which according to a comprehensive analysis of the sources can be associated with the lakes, indicated on modern geographical maps. These reservoirs played an important role in life of the Narym Territory inhabitants, and were used not only for fishing but also as cult places. It is noted that most of the water objects marked on the drawing geographically gravitate to the centers of early Russian development. This fact characterizes the specifics of S. U. Remezov's data collection and the features of the information and sources used by him.
{"title":"LAKES ON “THE DRAWING OF THE NARYM CITY TERRITORY” BY S. U. REMEZOV: GEOGRAPHY, ARCHEOLOGY, ETHNOGRAPHY","authors":"Евгений Владимирович Барсуков","doi":"10.23951/2307-6119-2022-3-97-109","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-3-97-109","url":null,"abstract":"«Чертежная книга Сибири» – уникальный источник по истории и географии Сибири XVII–XVIII вв. Представлен анализ входящего в ее состав документа – «Чертежа земли Нарымского города». В русский период истории эта территория была известна под собирательным названием «Нарымский край». Согласно современному административному делению, это центральная и северная часть Томской области. Условной топографической основой этого чертежа является гидрографическая сеть, которая представлена фрагментом среднего течения бассейна р. Оби. Одним из ее важнейших элементов являются озера, представленные на нарымском чертеже несколькими типами условных обозначений. Нарымский край известен богатством и обилием озер, однако на данной карте С. У. Ремезова зафиксировано только 12 водоемов этого типа. Также анализируются особенности локализации этих озер на чертеже и изучение используемых картографом условных знаков и текста легенд, представленных на русском и голландском языке. На основании комплекса источников, сведений исследователей и путешественников XVIII–XIX вв. и исторических картографических материалов проводится идентификация обозначенных С. У. Ремезовым озер с известными на исторических и современных картографических материалах водоемами. Рассматривается вопрос о критериях выбора картографом для фиксации на чертеже конкретных водных объектов, изучается их значение для местного населения. Делается вывод, что С. У. Ремезовым зафиксированы реально существующие географические объекты, которые, по данным комплексного анализа источников, могут быть соотнесены с озерами, зафиксированными на современных географических картах. Эти водоемы являлись важным элементом системы жизнеобеспечения обитателей Нарымского края, были хорошо им известны, причем выявляются не только промысловые качества этих озер, но и их культовое значение. Отмечается, что большая часть отмеченных на нарымском чертеже водоемов географически тяготеет к очагам раннего русского освоения, что характеризует специфику сбора С. У. Ремезовым информации и особенности используемых им сведений и источников.\u0000 “The Drawing Book of Siberia” is a unique source on the history and geography of Siberia in the XVII– XVIII centuries written by the Russian cartographer S. U. Remezov. It contains a document called “The Drawing of the Narym City Territory”. Narym region is known for the abundance of lakes, but on this map by S. U. Remezov only 12 reservoirs of this type are recorded. The aim of the article is to analyze the localization features of these lakes on the map. The criteria for selecting specific water objects for registration on the drawing are considered, and their significance for the local population is studied. On the basis of various historical and cartographic materials, a conclusion is drawn that S. U. Remezov marked real geographical objects, which according to a comprehensive analysis of the sources can be associated with the lakes, indicated on modern geographical maps. These reservoirs played an importan","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"41669944","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.23951/2307-6119-2022-3-69-87
Дарья Дмитриевна Мордашова
Анализируется семантическая зона желания в горномарийском языке ( уральская семья) с фокусом на две основных стратегии его выражения: синтетическую, т. е. с помощью формы дезидератива с суффиксом -ne, и аналитическую, т. е. с помощью конструкции NMLZ + šoeš (‘достигать-NPST.3SG’). Последовательно описываются семантические и морфосинтаксические свойства волитивных конструкций. Семантика конструкций анализируется с точки зрения введения шкалы альтернатив, одна из которых (выраженная лексическим глаголом) является наиболее предпочтительной для субъекта в настоящий момент. Конструкция с дезидеративным суффиксом при этом имеет дополнительный семантический компонент, связанный с готовностью субъекта к инициативным действиям для реализации желания и контролем над дальнейшим сценарием развития событий. Выводы подтверждаются как нашими полевыми данными, так и материалом корпуса текстов. С точки зрения морфосинтаксиса аналитическая конструкция, в силу наличия в ее структуре спрягаемого глагола, обладает большей свободой выражения ТАМ-категорий. В частности, она не имеет ограничений на временную референцию, тогда как дезидеративная форма совместима только с прошедшим и настоящим временем. Кроме того, аналитическая конструкция допускает любой аспектуальный контекст, в то время как дезидеративная форма не совместима с инхоативным прочтением. Кодирование субъекта желаемой ситуации при разносубъектном желании у обеих конструкций совпадает с точностью до контекстов с одноместными предикатами, где дезидеративная конструкция допускает (хотя и ограниченно) дативное маркирование наряду с аккузативным. Типологически близкие корреляты горномарийской аналитической конструкции обнаруживаются и в других языках Поволжья: уральских (луговом марийском, мокшанском, удмуртском) и тюркских (татарском, башкирском, чувашском). Выдвигается гипотеза о контактном происхождении данной конструкции под влиянием тюркских языков, где конструкция данного типа имеется и за границами рассматриваемого ареала (ср. турецкий). В описаниях ряда языков других групп (угорской и самодийской) уральской семьи, а также коми языка, входящего в группу пермских языков вместе с удмуртским, но не распространенного в Поволжье, упоминаются стратегии с финитным волитивным глаголом ‘хотеть’ или с дезидеративным аффиксом, а аналитическая конструкция с грамматикализованным глаголом движения не зафиксирована. The article discusses the expression of volition in Hill Mari, a language belonging to the Uralic family. The author focuses on two strategies for expressing volition: a synthetic strategy using the desiderative mood with the suffix -ne and an analytical strategy using the construction NMLZ + šoeš (‘achieve-NPST.3SG’). The semantics of these constructions is analyzed in terms of the subjects’ preference for certain alternatives, with the lexical verb representing the most preferred option. The construction with the desiderative suffix adds an additional component of the subjects’ strong willingness to real
{"title":"STRATEGIES OF ENCODING VOLITION IN HILL MARI","authors":"Дарья Дмитриевна Мордашова","doi":"10.23951/2307-6119-2022-3-69-87","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-3-69-87","url":null,"abstract":"Анализируется семантическая зона желания в горномарийском языке ( уральская семья) с фокусом на две основных стратегии его выражения: синтетическую, т. е. с помощью формы дезидератива с суффиксом -ne, и аналитическую, т. е. с помощью конструкции NMLZ + šoeš (‘достигать-NPST.3SG’). Последовательно описываются семантические и морфосинтаксические свойства волитивных конструкций. Семантика конструкций анализируется с точки зрения введения шкалы альтернатив, одна из которых (выраженная лексическим глаголом) является наиболее предпочтительной для субъекта в настоящий момент. Конструкция с дезидеративным суффиксом при этом имеет дополнительный семантический компонент, связанный с готовностью субъекта к инициативным действиям для реализации желания и контролем над дальнейшим сценарием развития событий. Выводы подтверждаются как нашими полевыми данными, так и материалом корпуса текстов. С точки зрения морфосинтаксиса аналитическая конструкция, в силу наличия в ее структуре спрягаемого глагола, обладает большей свободой выражения ТАМ-категорий. В частности, она не имеет ограничений на временную референцию, тогда как дезидеративная форма совместима только с прошедшим и настоящим временем. Кроме того, аналитическая конструкция допускает любой аспектуальный контекст, в то время как дезидеративная форма не совместима с инхоативным прочтением. Кодирование субъекта желаемой ситуации при разносубъектном желании у обеих конструкций совпадает с точностью до контекстов с одноместными предикатами, где дезидеративная конструкция допускает (хотя и ограниченно) дативное маркирование наряду с аккузативным. Типологически близкие корреляты горномарийской аналитической конструкции обнаруживаются и в других языках Поволжья: уральских (луговом марийском, мокшанском, удмуртском) и тюркских (татарском, башкирском, чувашском). Выдвигается гипотеза о контактном происхождении данной конструкции под влиянием тюркских языков, где конструкция данного типа имеется и за границами рассматриваемого ареала (ср. турецкий). В описаниях ряда языков других групп (угорской и самодийской) уральской семьи, а также коми языка, входящего в группу пермских языков вместе с удмуртским, но не распространенного в Поволжье, упоминаются стратегии с финитным волитивным глаголом ‘хотеть’ или с дезидеративным аффиксом, а аналитическая конструкция с грамматикализованным глаголом движения не зафиксирована.\u0000 The article discusses the expression of volition in Hill Mari, a language belonging to the Uralic family. The author focuses on two strategies for expressing volition: a synthetic strategy using the desiderative mood with the suffix -ne and an analytical strategy using the construction NMLZ + šoeš (‘achieve-NPST.3SG’). The semantics of these constructions is analyzed in terms of the subjects’ preference for certain alternatives, with the lexical verb representing the most preferred option. The construction with the desiderative suffix adds an additional component of the subjects’ strong willingness to real","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"48443182","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-12-30DOI: 10.23951/2307-6119-2022-3-55-68
Марина Васильевна Куцаева
В статье рассматривается номенклатура марийских идиомов и прежде всего вопрос о количестве марийских языков. Юридический статус, закрепленный за марийским в качестве одного из государственных языков наряду с русским языком в Республике Марий Эл, в Конституции Республики Марий Эл имеет формулировку «марийский (горный, луговой)». C социолингвистической, как впрочем и с лингвистической точки зрения, ответ на вопрос о количестве марийских идиомов остается неоднозначным, в настоящее время мнения разделились: одни исследователи констатируют существование марийского языка, другие – марийских языков. Приводится краткий обзор научной и справочной литературы советского и постсоветского периода, фиксирующий номинации марийских идиомов в разное время. Анализ источников позволяет сделать вывод о том, что признание марийского языка или марийских языков зависело от категоризации горномарийского идиома либо в качестве одного из наречий (диалектов) марийского (что было связано с усилиями по созданию единой нормы марийского литературного языка), либо в качестве самостоятельного языка (и было обусловлено экстралингвистическими факторами, в частности, политическим стремлением горных марийцев закрепить особый статус за территорией проживания субэтнической группы и признать ее идиом в качестве языка, а не диалекта). Несомненный научный интерес представляет ответ на вопрос о том, как марийские идиомы воспринимаются самими носителями марийского – сколько, по их мнению, марийских языков. В целях решения данной задачи в рамках проекта по социолингвистическому обследованию в марийской диаспоре московского региона респондентам был задан вопрос относительно номинаций марийских идиомов. Результаты достоверны, поскольку выборка включает представителей всех субэтнических групп марийского этноса и, соответственно, является репрезентативной, т. е. отражает генеральную совокупность в миниатюре. Опрос показал, что номинация марийских идиомов в большей мере обусловлена субэтнической принадлежностью респондента, личным опытом общения с представителями других субэтнических групп, а не юридическим статусом, закрепленным за тем или иным идиомом. Среди тех, кто отметил марийский язык (20 % ответов в выборке), подавляющее большинство – луговые марийцы, частично – внереспубликанские (преимущественно уроженцы Башкортостана) и ни одного горного марийца. Большинством опрошенных (представители всех субэтнических групп) было указано «два марийских языка» (56 % всех ответов) или «несколько (больше двух) марийских языков» (24 %). The article discusses the nomenclature and classification of Mari idioms, which are recognized as one of the state languages in the Republic of Mari El alongside Russian. While some researchers believe that there is only one Mari language, others argue that there are multiple Mari languages. The article reviews the various names given to Mari idioms in Soviet and post-Soviet literature and concludes that the categorization of Hill Mari as a dialect or an independent lan
这篇文章讨论了玛丽语的词典,尤其是关于玛丽语的数量的问题。在marius el共和国,法律地位和俄语一样,在mariy el共和国宪法中规定了“marisky(山,lugovoy)”。从社会语言学的角度,以及从语言学的角度来看,关于玛丽成语数量的问题的答案仍然模棱两可,目前意见不一:一些研究人员认为玛丽语的存在,另一些研究人员则认为玛丽语的存在。以下是对苏联和后苏联时期的科学和参考文献的简要概述,记录了不同时期的玛丽成语提名。来源分析得出结论,承认马里或马里依赖语言分类горномарийск成语要么作为副词之一(方言)始建(与努力建立一个统一规范始建文学语言),要么作为独立(是由экстралингвистическ因素,特别是山地人的政治抱负是在亚民族领土之外确立特殊地位,并将其视为一种语言,而不是方言。毫无疑问,科学的兴趣是回答玛丽语成语本身是如何被玛丽语的主人所接受的问题——他们认为玛丽语有多少种。为了解决这一问题,在莫斯科地区马里社会语言学调查项目的框架内,受访者被问及有关马里语言学提名的问题。结果是正确的,因为样本包括所有马里亚民族的代表,因此是代表性的,这反映了整体的缩影。调查显示,提名主要是由于受访者的亚民族身份、与其他亚裔群体的个人经验,而不是任何特定语文所规定的法律地位。在那些注意到马里语(抽样中的20%)的人当中,绝大多数是卢戈语的马里亚人,部分是内雷斯普博坎人(主要是巴什科尔托斯坦人),没有一个山玛丽人。大多数受访者(所有亚裔群体的代表)被告知“两种玛丽语”(56%的回答)或“几种(不止两种)玛丽语(24%)。在俄罗斯的《玛丽·埃尔·阿隆赛德》中,为什么要重新编排《玛丽·埃尔·阿隆赛德》中的语言呢?只有一个Mari语言,另一个argue,还有一个Mari语言。The《The评论文章列表given to Mari idioms in苏联and post -苏联literature and concludes that The categorization of Hill Mari as a方言or an independent language has largely been influenced by政治豁免权的as The desire of Hill Maris to have their语言recognized as a separate language rather than a方言。在莫斯科的玛丽·德雷曼·豪斯皮尔(determine speakers)的指导下,观众also获得了成功。《玛丽·伊迪奥斯的觉醒》是由《另一个sub- ethely身份》中的人物演出者和人物演出者组成的。有56%的人认为这是“两种语言”,有24%的人认为这是“更多的语言”。只有20%的注册语言是单声道,而这一组是巨大的“Meadow Maris”和“Bashkortostan家族”。
{"title":"ON THE PROBLEM OF NOMENCLATURE OF MARI IDIOMS","authors":"Марина Васильевна Куцаева","doi":"10.23951/2307-6119-2022-3-55-68","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-3-55-68","url":null,"abstract":"В статье рассматривается номенклатура марийских идиомов и прежде всего вопрос о количестве марийских языков. Юридический статус, закрепленный за марийским в качестве одного из государственных языков наряду с русским языком в Республике Марий Эл, в Конституции Республики Марий Эл имеет формулировку «марийский (горный, луговой)». C социолингвистической, как впрочем и с лингвистической точки зрения, ответ на вопрос о количестве марийских идиомов остается неоднозначным, в настоящее время мнения разделились: одни исследователи констатируют существование марийского языка, другие – марийских языков. Приводится краткий обзор научной и справочной литературы советского и постсоветского периода, фиксирующий номинации марийских идиомов в разное время. Анализ источников позволяет сделать вывод о том, что признание марийского языка или марийских языков зависело от категоризации горномарийского идиома либо в качестве одного из наречий (диалектов) марийского (что было связано с усилиями по созданию единой нормы марийского литературного языка), либо в качестве самостоятельного языка (и было обусловлено экстралингвистическими факторами, в частности, политическим стремлением горных марийцев закрепить особый статус за территорией проживания субэтнической группы и признать ее идиом в качестве языка, а не диалекта). Несомненный научный интерес представляет ответ на вопрос о том, как марийские идиомы воспринимаются самими носителями марийского – сколько, по их мнению, марийских языков. В целях решения данной задачи в рамках проекта по социолингвистическому обследованию в марийской диаспоре московского региона респондентам был задан вопрос относительно номинаций марийских идиомов. Результаты достоверны, поскольку выборка включает представителей всех субэтнических групп марийского этноса и, соответственно, является репрезентативной, т. е. отражает генеральную совокупность в миниатюре. Опрос показал, что номинация марийских идиомов в большей мере обусловлена субэтнической принадлежностью респондента, личным опытом общения с представителями других субэтнических групп, а не юридическим статусом, закрепленным за тем или иным идиомом. Среди тех, кто отметил марийский язык (20 % ответов в выборке), подавляющее большинство – луговые марийцы, частично – внереспубликанские (преимущественно уроженцы Башкортостана) и ни одного горного марийца. Большинством опрошенных (представители всех субэтнических групп) было указано «два марийских языка» (56 % всех ответов) или «несколько (больше двух) марийских языков» (24 %).\u0000 The article discusses the nomenclature and classification of Mari idioms, which are recognized as one of the state languages in the Republic of Mari El alongside Russian. While some researchers believe that there is only one Mari language, others argue that there are multiple Mari languages. The article reviews the various names given to Mari idioms in Soviet and post-Soviet literature and concludes that the categorization of Hill Mari as a dialect or an independent lan","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"48844288","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
V Международная научная конференция «Сохранение и развитие языков и культур коренных народов Сибири» состоялась 19–20 мая 2022 г. в Абакане на объединенной базе Хакасского государственного университета имени Н. Ф. Катанова и Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. Конференция была посвящена 160-летию со дня рождения выдающегося востоковеда, тюрколога Николая Федоровича Катанова, что обусловило расширение традиционных направлений ее работы, состава и географии участников. В ней участвовало более 200 ученых, преподавателей, представителей органов власти и неправительственных организаций из 17 регионов России и четырех стран зарубежья. Основные цели конференции: обмен новыми подходами и результатами исследования наследия Н. Ф. Катанова по широкому кругу лингвистических, культурологических, этнографических и исторических аспектов; распространение знаний о новых тенденциях и инициативах, направленных на продвижение языков коренных народов на российском и международном уровне как ценного культурного наследия и ресурса устойчивого развития человечества; обсуждение новых научных знаний в области лингвокогнитивных, культурологических, литературоведческих, фольклорных и исторических исследований на материале тюркских и других урало-алтайских языков. Конференция способствовала привлечению внимания к важности многостороннего исследования языков коренных народов, сохранению и поддержке языкового многообразия Сибири, других субъектов Российской Федерации и тюркоязычных регионов. Она позволила выявить тенденции, инновации и пути решения актуальных лингвоэкологических проблем, сформулировать рекомендации по совершенствованию языковой политики, воспитанию потребности в активном региональном и территориальном двуязычии с учетом международного опыта. The Vth International Scientific Conference "Preservation and Development of Languages and Cultures of the Indigenous Peoples of Siberia" was held in Abakan on May 19–20, 2022. The conference was dedicated to the 160th anniversary of the orientalist and turkologist Nikolai Fedorovich Katanov and brought together over 200 scientists, teachers, and representatives of authorities and of non-governmental organizations from 17 regions of Russia and 4 foreign countries. The main objectives of the conference were to exchange new approaches and results on a wide range of linguistic, cultural, ethnographic, and historical aspects related to N. F. Katanov's heritage; to disseminate knowledge about new trends and initiatives aimed at promoting the languages of indigenous peoples at the Russian and international levels as a valuable cultural heritage and a resource for sustainable development; and to discuss new scientific knowledge in the field of lingual-cognitive, cultural, folklore, and historical research on the material of Turkic and other Ural-Altaic languages. The conference emphasized the importance of researching, preserving, and supporting the linguistic diversity of Siberia and othe
{"title":"THE 5TH INTERNATIONAL SCIENTIFIC CONFERENCE “PRESERVATION AND DEVELOPMENT OF SIBERIAN INDIGENOUS LANGUAGES AND CULTURES”","authors":"Тамара Герасимовна Боргоякова, Аурика Вагифовна Гусейнова","doi":"10.23951/2307-6119-2022-3-171-176","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-3-171-176","url":null,"abstract":"V Международная научная конференция «Сохранение и развитие языков и культур коренных народов Сибири» состоялась 19–20 мая 2022 г. в Абакане на объединенной базе Хакасского государственного университета имени Н. Ф. Катанова и Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. Конференция была посвящена 160-летию со дня рождения выдающегося востоковеда, тюрколога Николая Федоровича Катанова, что обусловило расширение традиционных направлений ее работы, состава и географии участников. В ней участвовало более 200 ученых, преподавателей, представителей органов власти и неправительственных организаций из 17 регионов России и четырех стран зарубежья. Основные цели конференции: обмен новыми подходами и результатами исследования наследия Н. Ф. Катанова по широкому кругу лингвистических, культурологических, этнографических и исторических аспектов; распространение знаний о новых тенденциях и инициативах, направленных на продвижение языков коренных народов на российском и международном уровне как ценного культурного наследия и ресурса устойчивого развития человечества; обсуждение новых научных знаний в области лингвокогнитивных, культурологических, литературоведческих, фольклорных и исторических исследований на материале тюркских и других урало-алтайских языков. Конференция способствовала привлечению внимания к важности многостороннего исследования языков коренных народов, сохранению и поддержке языкового многообразия Сибири, других субъектов Российской Федерации и тюркоязычных регионов. Она позволила выявить тенденции, инновации и пути решения актуальных лингвоэкологических проблем, сформулировать рекомендации по совершенствованию языковой политики, воспитанию потребности в активном региональном и территориальном двуязычии с учетом международного опыта.\u0000 The Vth International Scientific Conference \"Preservation and Development of Languages and Cultures of the Indigenous Peoples of Siberia\" was held in Abakan on May 19–20, 2022. The conference was dedicated to the 160th anniversary of the orientalist and turkologist Nikolai Fedorovich Katanov and brought together over 200 scientists, teachers, and representatives of authorities and of non-governmental organizations from 17 regions of Russia and 4 foreign countries. The main objectives of the conference were to exchange new approaches and results on a wide range of linguistic, cultural, ethnographic, and historical aspects related to N. F. Katanov's heritage; to disseminate knowledge about new trends and initiatives aimed at promoting the languages of indigenous peoples at the Russian and international levels as a valuable cultural heritage and a resource for sustainable development; and to discuss new scientific knowledge in the field of lingual-cognitive, cultural, folklore, and historical research on the material of Turkic and other Ural-Altaic languages. The conference emphasized the importance of researching, preserving, and supporting the linguistic diversity of Siberia and othe","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-12-30","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"46238762","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-11-25DOI: 10.23951/2307-6119-2022-2-34-46
Кристина Владимировна Кичеева
Представлен обзор научной литературы, посвященной проблеме этимологии форм прошедшего времени на -чых/-чык/-йук, а также произведена попытка их дифференциации с другими формами, отождествляемыми некоторыми учеными с анализируемыми формами. Выделяются две основные точки зрения, полемизирующие между собой, в том числе автором приводится своя гипотеза, которая строится на материале хакасского языка, собранном методом сплошной выборки текстов из художественной, публицистической и фольклорной литературы. В ходе сопоставления семантики и некоторых функций монгольской формы на -җээ, киргизской на -чу, якутской на -ааччы, тунгусо-маньчжурской на -ча и хакасской формы на -чых делается вывод, что они не тождественны последней, соответственно, и формам на -чык/-чых/-йук хакасского, тувинского, тофского и древнеуйгурского языков. Особое внимание уделено сочетаниям анализируемой формы -чых с другими индикативными аффиксами прошедшего времени на -ған, -ды, -тыр, -ҷаң, -ғалах, -(п)чатхан. Выявлено, что в хакасском языке имеется аналитическая конструкция -ған полҷых, в связи с чем предположение о стяжении вспомогательного глагола эр- ‘быть’ в форме -ғанҷых -ған + эр-ҷых вызывает сомнение. Выборка показывает, что в хакасском языке форма -чых чаще всего употребляется в нарративе (повествовании), редко встречается в прямой речи. Интересным является то, что в первом случае повествование ведется от третьего лица, случаи употребления данной формы в первом и втором лице не обнаружены. Как показал языковой материал, форма на -чых в хакасском языке имеет свойство сочетаться с разными частями речи и менять позицию в структуре глагольной словоформы подобно частице -ох/-ӧк, которая также пишется слитно со словоформой. Это иллюстрирует тезис о том, что форма на -чых и есть утвердительная частица, некогда часто употребляемая при описании прошедших событий и которая со временем стала принимать личные аффиксы. The article provides a review of the scientific literature devoted to the problem of etymology of the past tense forms -chykh/-chyk/-yuk, as well as an attempt to differentiate them with other forms identified by some researchers with the analyzed forms. There are two main points of view that are polemizing with each other. Besides, the author proposes own hypothesis based on existing views. It, i.e. the author’s hypothesis, is based on the material of the Khakass language, collected by the method of continuous sampling of texts from fiction, journalistic, and folklore literature. Comparing the semantics and some functions of Mongolian form -zhee, Qırghız one -chu, Yakut -aachchy, Tungus-Manchu -cha, and Khakass form -chykh, it is concluded that they are not identical to the latter and, respectively, to the forms -chyk/-chykh/-yuk of the Khakass, Tuvan, Tofalar, and Old Uighur languages. Special attention is paid to the combinations of the analyzed form -chykh with other indicative past tense affixes -gan, -dy, -tyr, -chan, -galakh, -(p)chatkhan. It is revealed that in t
本文回顾了有关Ch/-Ch/-Ch/-Yuk过去时态词源问题的科学文献,并试图将其与其他形式区分开来,一些科学家用分析形式确定了这些形式。有两种主要的观点相互辩论,包括作者提出了自己的假设,即哈卡斯语材料是通过从艺术、公共和民间文学中连续选择文本的方法收集的。通过比较蒙古语中的“җҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗҗ特别注意分析形式Ch与其他指示式过去时间后缀在-Ghan、-dy、-tyr、-ohaңaғalah、(p)chathan上的组合。结果表明,哈卡斯语有一个分析结构-ғan polҷh,因此,将辅助动词er-“be”收缩为-ғanғh-an+er-oh形式的假设值得怀疑。样本表明,在哈卡斯语中,叙事形式最常用于叙事(叙事),很少出现在直言不讳的语言中。有趣的是,在第一种情况下,叙事是由第三人称进行的,在第一人称和第二人称中使用这种形式的情况没有发现。正如语言材料所表明的那样,哈卡斯语中的chәәәәәәәәәәәәәәәәәәә124这说明了这样一种观点,即Ch的形式是一个肯定的粒子,曾经在描述过去的事件时经常使用,随着时间的推移,它开始采用个人词缀。The article provides a review of the scientific literature devoted to the problem of etymology of the past tense forms -chykh/-chyk/-yuk, as well as an attempt to differentiate them with other forms identified by some researchers with the analyzed forms. There are two main points of view that are polemizing with each other. Besides, the author proposes own hypothesis based on existing views. It, i.e. the author’s hypothesis, is based on the material of the Khakass language, collected by the method of continuous sampling of texts from fiction, journalistic, and folklore literature. Comparing the semantics and some functions of Mongolian form -zhee, Qırghız one -chu, Yakut -aachchy, Tungus-Manchu -cha, and Khakass form -chykh, it is concluded that they are not identical to the latter and, respectively, to the forms -chyk/-chykh/-yuk of the Khakass, Tuvan, Tofalar, and Old Uighur languages. Special attention is paid to the combinations of the analyzed form -chykh with other indicative past tense affixes -gan, -dy, -tyr, -chan, -galakh, -(p)chatkhan. It is revealed that in the Khakass language there is the analytical construction -gan polchykh, in this regard the assumption of the contraction of auxiliary verb er- ‘to be’ in form -ganchykh -gan + er-chykh is doubtful. Sampling shows that in the Khakass language, form -chykh is most often used in narration, and is rarely found in direct speech. It is interesting that in the first case narration is performed from the third person. Cases of the use of this form in the first, second persons have not been found. As our language material has shown, form -chykh in the Khakass language has the property of combining with different parts of speech and changing the position in the structure of a verbal word form, likewise particle okh/ -yok is written together with a word form. This illustrates the thesis that form -chykh is an affirmative particle, once often used when describing past events and which began to take personal affixes over time.
{"title":"TO THE QUESTION OF THE ORIGIN OF THE PAST TENSE FORMS -CHYKH/-CHYK/-YUK AND THEIR DIFFERENTIATION WITH FORMS -ZHEE, -CHU, -AACHCHY, -CHA (BASED ON THE MATERIAL OF THE KHAKASS LANGUAGE)","authors":"Кристина Владимировна Кичеева","doi":"10.23951/2307-6119-2022-2-34-46","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-2-34-46","url":null,"abstract":"Представлен обзор научной литературы, посвященной проблеме этимологии форм прошедшего времени на -чых/-чык/-йук, а также произведена попытка их дифференциации с другими формами, отождествляемыми некоторыми учеными с анализируемыми формами. Выделяются две основные точки зрения, полемизирующие между собой, в том числе автором приводится своя гипотеза, которая строится на материале хакасского языка, собранном методом сплошной выборки текстов из художественной, публицистической и фольклорной литературы. В ходе сопоставления семантики и некоторых функций монгольской формы на -җээ, киргизской на -чу, якутской на -ааччы, тунгусо-маньчжурской на -ча и хакасской формы на -чых делается вывод, что они не тождественны последней, соответственно, и формам на -чык/-чых/-йук хакасского, тувинского, тофского и древнеуйгурского языков. Особое внимание уделено сочетаниям анализируемой формы -чых с другими индикативными аффиксами прошедшего времени на -ған, -ды, -тыр, -ҷаң, -ғалах, -(п)чатхан. Выявлено, что в хакасском языке имеется аналитическая конструкция -ған полҷых, в связи с чем предположение о стяжении вспомогательного глагола эр- ‘быть’ в форме -ғанҷых -ған + эр-ҷых вызывает сомнение. Выборка показывает, что в хакасском языке форма -чых чаще всего употребляется в нарративе (повествовании), редко встречается в прямой речи. Интересным является то, что в первом случае повествование ведется от третьего лица, случаи употребления данной формы в первом и втором лице не обнаружены. Как показал языковой материал, форма на -чых в хакасском языке имеет свойство сочетаться с разными частями речи и менять позицию в структуре глагольной словоформы подобно частице -ох/-ӧк, которая также пишется слитно со словоформой. Это иллюстрирует тезис о том, что форма на -чых и есть утвердительная частица, некогда часто употребляемая при описании прошедших событий и которая со временем стала принимать личные аффиксы.\u0000 The article provides a review of the scientific literature devoted to the problem of etymology of the past tense forms -chykh/-chyk/-yuk, as well as an attempt to differentiate them with other forms identified by some researchers with the analyzed forms. There are two main points of view that are polemizing with each other. Besides, the author proposes own hypothesis based on existing views. It, i.e. the author’s hypothesis, is based on the material of the Khakass language, collected by the method of continuous sampling of texts from fiction, journalistic, and folklore literature. Comparing the semantics and some functions of Mongolian form -zhee, Qırghız one -chu, Yakut -aachchy, Tungus-Manchu -cha, and Khakass form -chykh, it is concluded that they are not identical to the latter and, respectively, to the forms -chyk/-chykh/-yuk of the Khakass, Tuvan, Tofalar, and Old Uighur languages. Special attention is paid to the combinations of the analyzed form -chykh with other indicative past tense affixes -gan, -dy, -tyr, -chan, -galakh, -(p)chatkhan. It is revealed that in t","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-11-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"45447919","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-11-25DOI: 10.23951/2307-6119-2022-2-59-66
Резида Ахметьяновна Сулейманова
Проанализированы фамильные антропонимы, связанные с лексемами, выражающими родственные отношения. В ходе исследования было выявлено большое число фамилий, относящихся к данной группе. Особую группу составляют антропонимические единицы, образованные путем присоединения таких терминов родства, как ата ‘отец’, баба ‘дед’, ейəн ‘внук’, аҡай ‘старший брат’ и др. Эти антропонимы считаются одними из древнейших. Высокая частотность употребляемости в книге «Башкирские шежере» таких личных имен, связанных с лексемами, обозначающими родственные отношения, как Адыкай, Атикей, Атагай-бий, Кустэ, Мирзакильде, Мирзаш, Мырзай, Мырзаш Бабыш, Сабай, Тенэй, Тенэкай (Тенкей), подтверждают архаичный характер онимов данного вида. В ходе исследования также было доказано образование большей части рассматриваемых антропонимов от лексем со значением кровного родства. Впервые был осуществлен анализ участия в образовании антропонимов таких лексем со значением родственных отношений, которые используются в диалектах башкирского языка, как абый, аҡай ‘старший брат’, бабҡай, бабыҡай, дəүəтəй ‘дедушка’, төпсөк ‘самый младший’. При анализе было высказано предположение, что антропонимы на основе диалектных лексем со значением родства присущи исключительно этим диалектам. Также было выявлено, что многие личные имена, образованные от терминов родства, имеются у многих тюркских народов, в частности, к примеру, у киргизского народа немало имен собственных с компонентом ата, и в настоящее время известно имя молодого танцора Киргиз Атая. The article analyzes family anthroponyms associated with lexemes expressing family relationships. The study revealed a large number of surnames belonging to this group. The special majority are anthroponymic units formed by adding such terms of kinship as ata ‘father’, baba ‘grandfather’, eiən ‘grandson’, аҡai ‘elder brother’, etc. These anthroponyms are considered one of the most ancient. The high frequency of use in the book «Bashkir Shezhere» of such personal names associated with lexemes denoting kinship relations, such as Adykai, Atikey, Atagai-biy, Kuste, Mirzakilde, Mirzash, Myrzai, Myrzash Babysh, Sabai, Tenei, Tenekai (Tenkei), confirm the archaic nature of the onyms of this species. The study also proved the formation of most of the anthroponyms we are considering from lexemes with the meaning of consanguinity. In the article, for the first time, an analysis was made of the participation in the formation of anthroponyms of such lexemes with the meaning of kinship relations that are used in dialects of the Bashkir language, such as aby, aҡai ‘elder brother’, babҡai, babyҡai, dəүəтəй ‘grandfather’, tөpsөк ‘the youngest’. In the course of this study, it was suggested that anthroponyms based on dialect lexemes with the meaning of kinship are inherent exclusively in these dialects. It was also revealed that many Turkic peoples have many personal names formed from kinship terms, in particular, for example, the Kyrgyz people have many proper names w
分析了与表达亲属关系的代词相关的家族人类学。这项研究发现了许多属于这一群体的名字。一个特殊的群体是人类学单位,这些单位是通过加入亲属关系的术语而形成的,如“父亲”、“祖父”、“孙子”、“哥哥”等。这些人类学被认为是最古老的。在Bashkir Shezhere一书中,与亲属关系代词有关的人名,如Adykai、Atikei、Atagai Bii、Kuste、Mirzakilde、Mirzach、Myrzaj、Myrzash Babysh、Sabay、Tenei、Tenekai(Tenkey),在Bashkir Shezhere一书中的使用频率很高,证实了该物种名词的古老性质。这项研究还证明,大多数被研究的人类学都是从具有血缘关系意义的词汇中产生的。第一次分析了巴什基尔方言中使用的具有亲属关系意义的词汇参与人名形成的情况,如阿比、阿盖“哥哥”、巴比艾、巴比艾、Dəətəi“爷爷”、Tөpөk“最小”。在分析中,有人提出,基于方言词汇的人类学与亲属关系的意义完全属于这些方言。据透露,许多突厥人都有许多个人名字,这些名字来源于亲属关系的术语,特别是吉尔吉斯人有许多带有ATA成分的专有名字,年轻的吉尔吉斯舞者ATAY的名字现在众所周知。The article analyzes family anthroponyms associated with lexemes expressing family relationships. The study revealed a large number of surnames belonging to this group. The special majority are anthroponymic units formed by adding such terms of kinship as ata“father”,baba“grandfather”,eiən“grandson”,ai“elder brother”,etc.these anthroponyms are considered one of the most ancient.The high frequency of use in the book «Bashkir Shezhere» of such personal names associated with lexemes denoting kinship relations, such as Adykai, Atikey, Atagai-biy, Kuste, Mirzakilde, Mirzash, Myrzai, Myrzash Babysh, Sabai, Tenei, Tenekai (Tenkei), confirm the archaic nature of the onyms of this species. The study also proved the formation of most of the anthroponyms we are considering from lexemes with the meaning of consanguinity. In the article,for the first time,an analysis was made of the participation in the formation of anthroponyms of such lexemes with the meaning of kinship relations that are used in dialects of the Bashkir language,such as Aby,Aҡai‘elder brother’,Babyҡai,Babyҡai,Dəəətə‘grandfather’,Tөpsөk‘the youngest’.In the course of this study, it was suggested that anthroponyms based on dialect lexemes with the meaning of kinship are inherent exclusively in these dialects. It was also revealed that many Turkic peoples have many personal names formed from kinship terms, in particular, for example, the Kyrgyz people have many proper names with the ata component, and the name of the young dancer Kirghiz Atai is currently known.
{"title":"FAMILY ANTHROPONYMS FORMED FROM RELATIONSHIP TERMS","authors":"Резида Ахметьяновна Сулейманова","doi":"10.23951/2307-6119-2022-2-59-66","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-2-59-66","url":null,"abstract":"Проанализированы фамильные антропонимы, связанные с лексемами, выражающими родственные отношения. В ходе исследования было выявлено большое число фамилий, относящихся к данной группе. Особую группу составляют антропонимические единицы, образованные путем присоединения таких терминов родства, как ата ‘отец’, баба ‘дед’, ейəн ‘внук’, аҡай ‘старший брат’ и др. Эти антропонимы считаются одними из древнейших. Высокая частотность употребляемости в книге «Башкирские шежере» таких личных имен, связанных с лексемами, обозначающими родственные отношения, как Адыкай, Атикей, Атагай-бий, Кустэ, Мирзакильде, Мирзаш, Мырзай, Мырзаш Бабыш, Сабай, Тенэй, Тенэкай (Тенкей), подтверждают архаичный характер онимов данного вида. В ходе исследования также было доказано образование большей части рассматриваемых антропонимов от лексем со значением кровного родства. Впервые был осуществлен анализ участия в образовании антропонимов таких лексем со значением родственных отношений, которые используются в диалектах башкирского языка, как абый, аҡай ‘старший брат’, бабҡай, бабыҡай, дəүəтəй ‘дедушка’, төпсөк ‘самый младший’. При анализе было высказано предположение, что антропонимы на основе диалектных лексем со значением родства присущи исключительно этим диалектам. Также было выявлено, что многие личные имена, образованные от терминов родства, имеются у многих тюркских народов, в частности, к примеру, у киргизского народа немало имен собственных с компонентом ата, и в настоящее время известно имя молодого танцора Киргиз Атая.\u0000 The article analyzes family anthroponyms associated with lexemes expressing family relationships. The study revealed a large number of surnames belonging to this group. The special majority are anthroponymic units formed by adding such terms of kinship as ata ‘father’, baba ‘grandfather’, eiən ‘grandson’, аҡai ‘elder brother’, etc. These anthroponyms are considered one of the most ancient. The high frequency of use in the book «Bashkir Shezhere» of such personal names associated with lexemes denoting kinship relations, such as Adykai, Atikey, Atagai-biy, Kuste, Mirzakilde, Mirzash, Myrzai, Myrzash Babysh, Sabai, Tenei, Tenekai (Tenkei), confirm the archaic nature of the onyms of this species. The study also proved the formation of most of the anthroponyms we are considering from lexemes with the meaning of consanguinity. In the article, for the first time, an analysis was made of the participation in the formation of anthroponyms of such lexemes with the meaning of kinship relations that are used in dialects of the Bashkir language, such as aby, aҡai ‘elder brother’, babҡai, babyҡai, dəүəтəй ‘grandfather’, tөpsөк ‘the youngest’. In the course of this study, it was suggested that anthroponyms based on dialect lexemes with the meaning of kinship are inherent exclusively in these dialects. It was also revealed that many Turkic peoples have many personal names formed from kinship terms, in particular, for example, the Kyrgyz people have many proper names w","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-11-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"49580931","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-11-25DOI: 10.23951/2307-6119-2022-2-173-181
Татьяна Ивановна Чудова
Рассматривается состав блюд праздничного застолья в многонациональном г. Сыктывкаре, столице Коми АССР, в 1970–1980-е гг. Выбор этих хронологических рамок связан с тем, что к концу 1960-х гг. был преодолен продовольственный кризис послевоенного периода, при этом не наступил еще экономический кризис 1990-х гг. Источниками изучения состава гостевого меню послужили воспоминания городских жительниц 1929–1960 г. р., русских и коми, создавших семьи с коми, русскими и украинцами. Корпус источников расширен за счет рукописных сборников рецептов праздничных блюд. Относительное благополучие с продовольствием, хотя и с некоторыми трудностями его приобретения, особо проявляющимися в провинции, позволило возродить практику организации праздничного застолья. Перед хозяйками стояла задача сытно накормить гостей, а ментальность того периода требовала подачи пищи домашнего приготовления. В репертуар праздничного меню входили холодные закуски, горячие блюда, сладости и алкогольные напитки. Салаты «Оливье», «Селедка под шубой», «Мимоза», рис с крабовыми палочками заправлялись майонезом, поэтому они были очень калорийными и сытными. Разнообразие в состав холодных закусок вносили соленые грибы, огурцы и помидоры, сельдь и холодец. Горячие вторые блюда были представлены из мяса, курицы, блюда из рыбы отсутствовали из-за ее дефицита в продаже. Приобретаемое через торговую сеть продуктовое сырье, одинаковые рецептура и технология приготовления предопределили подачу блюд, имеющих унифицированные черты. Проявляющаяся ранее этнокультурная специфика праздничного застолья в подаче дичи и рыбы практически сошла на нет, однако сохранилась подача грибов и ягод. В те годы наблюдается тенденция стирания разницы между праздничной и будничной пищей. Тем не менее можно однозначно говорить, что салаты и сладости рассматривались исключительно как блюда праздничного стола. Хозяйки не жалели сил и времени на приготовление «сладкого» стола, особенно для детских праздников. The article discusses the composition of the dishes on the festive feast in the multinational city of Syktyvkar, the capital of the Komi ASSR, in the 1970s–1980s. The choice of this chronological framework is due to the fact that by the end of the 1960s the food crisis of the post-war period was overcome, while the economic crisis of the 1990s had not yet begun. The sources for studying the composition of the guest menu were the memories of urban residents born in 1929–1960, Russians and Komi, who created families with Komi, Russians and Ukrainians. The corpus of sources has been expanded with handwritten collections of recipes for festive dishes. The relative prosperity with food, although with some difficulties in obtaining it, especially manifested in the provinces, made it possible to revive the practice of organizing a festive feast. The hostesses were faced with the task of satisfyingly feeding the guests, and the mentality of that period required serving home-cooked food. The repertoire of the festive menu incl
{"title":"THE COMPOSITION OF FESTIVE DISHES IN SYKTYVKAR IN THE 1970–1980S","authors":"Татьяна Ивановна Чудова","doi":"10.23951/2307-6119-2022-2-173-181","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-2-173-181","url":null,"abstract":"Рассматривается состав блюд праздничного застолья в многонациональном г. Сыктывкаре, столице Коми АССР, в 1970–1980-е гг. Выбор этих хронологических рамок связан с тем, что к концу 1960-х гг. был преодолен продовольственный кризис послевоенного периода, при этом не наступил еще экономический кризис 1990-х гг. Источниками изучения состава гостевого меню послужили воспоминания городских жительниц 1929–1960 г. р., русских и коми, создавших семьи с коми, русскими и украинцами. Корпус источников расширен за счет рукописных сборников рецептов праздничных блюд. Относительное благополучие с продовольствием, хотя и с некоторыми трудностями его приобретения, особо проявляющимися в провинции, позволило возродить практику организации праздничного застолья. Перед хозяйками стояла задача сытно накормить гостей, а ментальность того периода требовала подачи пищи домашнего приготовления. В репертуар праздничного меню входили холодные закуски, горячие блюда, сладости и алкогольные напитки. Салаты «Оливье», «Селедка под шубой», «Мимоза», рис с крабовыми палочками заправлялись майонезом, поэтому они были очень калорийными и сытными. Разнообразие в состав холодных закусок вносили соленые грибы, огурцы и помидоры, сельдь и холодец. Горячие вторые блюда были представлены из мяса, курицы, блюда из рыбы отсутствовали из-за ее дефицита в продаже. Приобретаемое через торговую сеть продуктовое сырье, одинаковые рецептура и технология приготовления предопределили подачу блюд, имеющих унифицированные черты. Проявляющаяся ранее этнокультурная специфика праздничного застолья в подаче дичи и рыбы практически сошла на нет, однако сохранилась подача грибов и ягод. В те годы наблюдается тенденция стирания разницы между праздничной и будничной пищей. Тем не менее можно однозначно говорить, что салаты и сладости рассматривались исключительно как блюда праздничного стола. Хозяйки не жалели сил и времени на приготовление «сладкого» стола, особенно для детских праздников.\u0000 The article discusses the composition of the dishes on the festive feast in the multinational city of Syktyvkar, the capital of the Komi ASSR, in the 1970s–1980s. The choice of this chronological framework is due to the fact that by the end of the 1960s the food crisis of the post-war period was overcome, while the economic crisis of the 1990s had not yet begun. The sources for studying the composition of the guest menu were the memories of urban residents born in 1929–1960, Russians and Komi, who created families with Komi, Russians and Ukrainians. The corpus of sources has been expanded with handwritten collections of recipes for festive dishes. The relative prosperity with food, although with some difficulties in obtaining it, especially manifested in the provinces, made it possible to revive the practice of organizing a festive feast. The hostesses were faced with the task of satisfyingly feeding the guests, and the mentality of that period required serving home-cooked food. The repertoire of the festive menu incl","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-11-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"43723250","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-11-25DOI: 10.23951/2307-6119-2022-2-118-126
Людмила Санжибоевна Дампилова, В. В. Миндибекова
В отечественной этнографии и фольклористике вопрос о совмещении функций шамана и сказителя в сравнительном аспекте на междисциплинарном уровне является одной из актуальных проблем. Цель работы состоит в выявлении функциональных связей шаманов и сказителей. В ходе исследования впервые путем сравнительного анализа функций шаманов и сказителей у близких по традиции народов Сибири определен единый архетип синкретического образа певца. Установлено, что картина мира в эпических текстах у народов Сибири строится согласно традиционной шаманской мифологической версии. Впервые на конкретных примерах проведено сравнение эпических и шаманских текстов, записанных как от рапсода, исполняющего функции шамана, так и шамана, исполняющего эпический текст. Выявлены общие функции шамана и сказителя как избранника небес, пророка и прорицателя, обладающего даром свыше, наитием. Определены универсальные мотивы божественного дара, действий по принуждению, наказуемости, обделенности. В итоге исследования сделан вывод, что функции шамана и рапсода в бурятской, якутской и тувинской традициях имеют типологическое сходство. Древние функции шамана и сказителя с развитием устной традиции разделились, но в последующих поколениях их могли одновременно выполнять в основном те, кто имеет шаманские корни. У бурят совмещение функций шамана и сказителя сохранялось, пока была жива сказительская традиция. В хакасской традиции функции шамана и сказителя со временем полностью разошлись, однако проведенное исследование выявляет рудименты древнего синкретизма. In Russian ethnography and folklore studies, the question of combining the functions of a shaman and a rhapsode in a comparative aspect at the interethnic level is one of the topical and poorly studied problems. The purpose of the work is to identify mythological, functional and genetic connections between shamans and rhapsodes. In the course of the study, for the first time in Russian science, through a comparative analysis for identifying the universal functions of shamans and storytellers in the tradition of peoples of Siberia, a unified archetype of the syncretic image of a bard was revealed. It has been established that the picture of the world in epic texts among the peoples of Siberia is built according to the traditional shamanic mythological version. For the first time, using specific examples, a comparison is made between epic and shamanic texts recorded both from a rhapsode performing the functions of a shaman and a shaman performing an epic text. The general functions of the shaman and the rhapsode as the heaven’s chosen one, the prophet and the soothsayer, possessing a gift from above, an inspiration, are revealed. The universal motives of the divine gift, involuntary actions, punishability, deprivation are defined. As a result of the study, we come to the conclusion that the functions of the shaman and the rhapsode in the Buryat, Yakut and Tuvan traditions have typological similarities. The ancient functions of a shama
{"title":"COMBINING FUNCTIONS OF SHAMAN AND STORYTELLER IN THE ORAL TRADITION OF PEOPLES OF SIBERIA","authors":"Людмила Санжибоевна Дампилова, В. В. Миндибекова","doi":"10.23951/2307-6119-2022-2-118-126","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-2-118-126","url":null,"abstract":"В отечественной этнографии и фольклористике вопрос о совмещении функций шамана и сказителя в сравнительном аспекте на междисциплинарном уровне является одной из актуальных проблем. Цель работы состоит в выявлении функциональных связей шаманов и сказителей. В ходе исследования впервые путем сравнительного анализа функций шаманов и сказителей у близких по традиции народов Сибири определен единый архетип синкретического образа певца. Установлено, что картина мира в эпических текстах у народов Сибири строится согласно традиционной шаманской мифологической версии. Впервые на конкретных примерах проведено сравнение эпических и шаманских текстов, записанных как от рапсода, исполняющего функции шамана, так и шамана, исполняющего эпический текст. Выявлены общие функции шамана и сказителя как избранника небес, пророка и прорицателя, обладающего даром свыше, наитием. Определены универсальные мотивы божественного дара, действий по принуждению, наказуемости, обделенности. В итоге исследования сделан вывод, что функции шамана и рапсода в бурятской, якутской и тувинской традициях имеют типологическое сходство. Древние функции шамана и сказителя с развитием устной традиции разделились, но в последующих поколениях их могли одновременно выполнять в основном те, кто имеет шаманские корни. У бурят совмещение функций шамана и сказителя сохранялось, пока была жива сказительская традиция. В хакасской традиции функции шамана и сказителя со временем полностью разошлись, однако проведенное исследование выявляет рудименты древнего синкретизма.\u0000 In Russian ethnography and folklore studies, the question of combining the functions of a shaman and a rhapsode in a comparative aspect at the interethnic level is one of the topical and poorly studied problems. The purpose of the work is to identify mythological, functional and genetic connections between shamans and rhapsodes. In the course of the study, for the first time in Russian science, through a comparative analysis for identifying the universal functions of shamans and storytellers in the tradition of peoples of Siberia, a unified archetype of the syncretic image of a bard was revealed. It has been established that the picture of the world in epic texts among the peoples of Siberia is built according to the traditional shamanic mythological version. For the first time, using specific examples, a comparison is made between epic and shamanic texts recorded both from a rhapsode performing the functions of a shaman and a shaman performing an epic text. The general functions of the shaman and the rhapsode as the heaven’s chosen one, the prophet and the soothsayer, possessing a gift from above, an inspiration, are revealed. The universal motives of the divine gift, involuntary actions, punishability, deprivation are defined. As a result of the study, we come to the conclusion that the functions of the shaman and the rhapsode in the Buryat, Yakut and Tuvan traditions have typological similarities. The ancient functions of a shama","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-11-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"48838065","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}
Pub Date : 2022-11-25DOI: 10.23951/2307-6119-2022-2-67-76
Наталья Юрьевна Ушницкая
Рассматривается актуальная для исследования в современном тунгусоведении проблематика лингво-культурологического описания концептосферы эвенкийского языка. Исследуется концептуализация охотника в языковой картине мира эвенков. Охота, являясь исконным занятием тунгусов, сыграла ключевую роль в формировании их языковой картины мира. Концепт «Бэю̄ мэкӣ т/охота» имеет четко структурированную систему, куда входит: 1) субъект охоты (охотник); 2) объект охоты: копытные и пушные звери; 3) добыча (мясо, шкура зверя); 4) средства и способы охоты; 5) место охоты; 6) дорога, по которой следуют на охоту; 7) сезон охоты; 8) следы зверей; 9) собака – помощник охотника; 10) Дух-хозяин охоты. Являясь базовым элементом в составе концепта «Бэю̄ мэкӣ т/охота», концептуализация охотника характеризуется следующими понятийными признаками: 1) человек; 2) охотящийся (на копытных и пушных зверей); 3) при помощи лука или ружья; 4) с целью пропитания и приобретения шкуры для пошива одежды. Как составная часть концепта «Бэю̄ мэкӣ т/охота» ментальное образование «Бэю̄ ктэмнӣ /охотник» содержит в себе понятийный, образный и ценностный компоненты. Данные элементы исследуются на лексикографическом материале и записей аутентичных текстов от носителей языка. Эвенкийский охотник является узнаваемым образом представителей тунгусской культуры, он и составляет культуру своего этноса. Сочетаемость лексических единиц, обозначающих охотника, характеризует не только образные, но и понятийные и ценностные признаки рассматриваемого концепта. Наличие корневых основ, обозначающих охоту и встречающихся во всех тунгусо-маньчжурских языках, свидетельствует об ее исконности у тунгусов. The article deals with the problem of the linguistic and cultural description of the conceptosphere of the Evenkilanguage, which is relevant for research in modern Tungus studies. The conceptualization of the hunter in thelinguistic picture of the Evenki is investigated. Hunting, which is an aboriginal occupation of the Tungus, playeda key role in the formation of their linguistic picture of the world. The concept “Beyū mekit/hunting” has a clearlystructured system: 1) the subject of hunting (hunter); 2) the objects of hunting: hoofed and furred animals; 3) prey(meat, animal skin); 4) means and methods of hunting; 5) place of hunting; 6) road used for hunting; 7) huntingseason; 8) animal traces; 9) dog – helper of hunter; 10) spirit – master of hunting. Being a basic element withinthe concept “Beyū mekit/hunting”, the conceptualization of the hunter is characterized by the following conceptualfeatures: 1) a man; 2) hunting (hoofed and furred animals); 3) with bow or gun; 4) for the purpose of food andacquisition of hides for clothing. As a component of the concept “Beyū mekit/hunting” the mental formation“Beyū ktemni/hunter” contains conceptual, figurative and value components. These elements are investigated withthe usage of lexicographic material and recordings of authentic texts from native speakers. The Evenki
{"title":"CONCEPTUALIZATION OF THE HUNTER IN THE LANGUAGE WORLDVIEW OF THE EVENKI","authors":"Наталья Юрьевна Ушницкая","doi":"10.23951/2307-6119-2022-2-67-76","DOIUrl":"https://doi.org/10.23951/2307-6119-2022-2-67-76","url":null,"abstract":"Рассматривается актуальная для исследования в современном тунгусоведении проблематика лингво-культурологического описания концептосферы эвенкийского языка. Исследуется концептуализация охотника в языковой картине мира эвенков. Охота, являясь исконным занятием тунгусов, сыграла ключевую роль в формировании их языковой картины мира. Концепт «Бэю̄ мэкӣ т/охота» имеет четко структурированную систему, куда входит: 1) субъект охоты (охотник); 2) объект охоты: копытные и пушные звери; 3) добыча (мясо, шкура зверя); 4) средства и способы охоты; 5) место охоты; 6) дорога, по которой следуют на охоту; 7) сезон охоты; 8) следы зверей; 9) собака – помощник охотника; 10) Дух-хозяин охоты. Являясь базовым элементом в составе концепта «Бэю̄ мэкӣ т/охота», концептуализация охотника характеризуется следующими понятийными признаками: 1) человек; 2) охотящийся (на копытных и пушных зверей); 3) при помощи лука или ружья; 4) с целью пропитания и приобретения шкуры для пошива одежды. Как составная часть концепта «Бэю̄ мэкӣ т/охота» ментальное образование «Бэю̄ ктэмнӣ /охотник» содержит в себе понятийный, образный и ценностный компоненты. Данные элементы исследуются на лексикографическом материале и записей аутентичных текстов от носителей языка. Эвенкийский охотник является узнаваемым образом представителей тунгусской культуры, он и составляет культуру своего этноса. Сочетаемость лексических единиц, обозначающих охотника, характеризует не только образные, но и понятийные и ценностные признаки рассматриваемого концепта. Наличие корневых основ, обозначающих охоту и встречающихся во всех тунгусо-маньчжурских языках, свидетельствует об ее исконности у тунгусов.\u0000 The article deals with the problem of the linguistic and cultural description of the conceptosphere of the Evenkilanguage, which is relevant for research in modern Tungus studies. The conceptualization of the hunter in thelinguistic picture of the Evenki is investigated. Hunting, which is an aboriginal occupation of the Tungus, playeda key role in the formation of their linguistic picture of the world. The concept “Beyū mekit/hunting” has a clearlystructured system: 1) the subject of hunting (hunter); 2) the objects of hunting: hoofed and furred animals; 3) prey(meat, animal skin); 4) means and methods of hunting; 5) place of hunting; 6) road used for hunting; 7) huntingseason; 8) animal traces; 9) dog – helper of hunter; 10) spirit – master of hunting. Being a basic element withinthe concept “Beyū mekit/hunting”, the conceptualization of the hunter is characterized by the following conceptualfeatures: 1) a man; 2) hunting (hoofed and furred animals); 3) with bow or gun; 4) for the purpose of food andacquisition of hides for clothing. As a component of the concept “Beyū mekit/hunting” the mental formation“Beyū ktemni/hunter” contains conceptual, figurative and value components. These elements are investigated withthe usage of lexicographic material and recordings of authentic texts from native speakers. The Evenki","PeriodicalId":52022,"journal":{"name":"Tomskii Zhurnal Lingvisticheskikh i Antropologicheskikh Issledovanii-Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology","volume":" ","pages":""},"PeriodicalIF":0.1,"publicationDate":"2022-11-25","publicationTypes":"Journal Article","fieldsOfStudy":null,"isOpenAccess":false,"openAccessPdf":"","citationCount":null,"resultStr":null,"platform":"Semanticscholar","paperid":"42403696","PeriodicalName":null,"FirstCategoryId":null,"ListUrlMain":null,"RegionNum":0,"RegionCategory":"","ArticlePicture":[],"TitleCN":null,"AbstractTextCN":null,"PMCID":"","EPubDate":null,"PubModel":null,"JCR":null,"JCRName":null,"Score":null,"Total":0}